Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1990 год

— О, Арктик — восклицает Франк. И рассказывает, как во время африканского сафари он снимал льва, терзающего антилопу, и не заметил, что сзади подошло стадо слонов, и огромный самец бросился на фотографа.

— Хобот кверху, уши растопырены!.. Я тоже хочу с тобой на Чукотку,— неожиданно закончил он. — Организуем? На будущий год...

Последняя ночь. Не спится. Ухожу в степь, где парами блуждают огоньки. Наташа Бодяк и Джо Розак ходят за самцом. Этот зверь беспокойный. В норку забегает на пять-десять минут и снова рыскает по степи, набивает свои защечные мешки кормом, таскает в кладовки. Дан Кютур и Юрис Вулис на площадке самой спокойной самочки. Юрис спит на земле, Дан на надувном матрасе. Вместо «маячка» — лампа: внутри горит свечка, воск вытекает в специальные дырочки. Приятно пахнет, как в церкви. Включен приемник, и из него слышно успокаивающее «пик-пик-пик». На месте зверь. Я снимаю друзей на прощанье.

Владимир Семенов Озеро Тере-Холь, Тувинская АССР

Источник имеет в ширину около четырех метров. Он глубок, и вода в нем свежая и прозрачная. Его берега покрыты цветами. Травянистый покров тянется сколько видит глаз.

Все пьют воду с наслаждением, маленькими глотками, долго ее потягивая, как дегустаторы, пробующие волшебный ликер, от которого нельзя оторваться. Надо было испытать пытку жаждой, худшую, чем голод, когда язык не двигается и висит, как сухая пакля, чтобы оценить благо глотка воды!

Какое блаженство ощущать, как вода попадает в сжавшийся желудок и возрождает организм, усиливает циркуляцию крови, нарушенную испарением влаги.

Однако такое опьянение водой может оказаться роковым, и надо сдержать исступленность, впрочем, вполне понятную, которую проявляют даже самые благоразумные. Лично я выпил лишь несколько глотков кофе, случайно оставшихся в моей фляге, потом пожевал лист эвкалипта. Некогда в Индии я чуть не умер, когда после длительной жажды выпил холодной воды в жуткую жару, и теперь это воспоминание побуждает меня сдержать нетерпение. Мой героизм объясняется страхом перед болями в желудке.

Том, настоящий туземец, кажется, не испытывает ни голода, ни жажды.

Животных напоили и щедро обмыли водой, а я собираюсь, как гурман, медленно насладиться мелкими глотками воды. И в тот момент, когда я наклоняюсь над источником, чтобы попить в охотку, меня останавливает громкий крик.

Мисс Мэри, бледная, испуганная, с расширенными зрачками, падает на землю и издает сдавленные крики. Майора, Мак-Кроули и Робартса тоже охватывает какое-то недомогание. Они бегут, не разбирая дороги, натыкаются на деревья и вопят как сумасшедшие. Страшные гримасы искажают их лица. Они закрывают руками глаза от света, который, видимо, причиняет им невыносимую боль.

— Мисс, что с вами? — спрашиваю я с тревогой.

— Мне больно,— шепчет бедная девушка прерывающимся голосом.— У меня горит в груди. Болят глаза. Дядя! Дик! Эдвард! На помощь!

Молодые люди и старик, находящиеся в странном оцепенении, разражаются нелепым смехом.

Часть путешественников, кажется, пала жертвой той же непонятной болезни. Не иначе, как я попал в сумасшедший дом. Или сам сошел с ума?

Верховые и тягловые лошади тоже вскоре начинают беситься, еще больше усиливая сумятицу.

Я подбегаю к друзьям. Робартс хватает руками воздух, как эпилептик, потом падает ничком, скребет землю руками и ногами, а затем теряет сознание.

Сириль, мой бедный Сириль, душераздирающим голосом взывает ко мне:

— Брат! Я сошел с ума. У меня горит в желудке. Я ничего не вижу. О, боже, я умираю!

— Не покидайте меня, мсье Б...— жалобно стонет мисс Мэри.

Я стараюсь не терять присутствия духа, хотя сердце мое сжимается от ужаса.

— Том, скорее к своему хозяину!

— Да, друг, бедный мастер! Я идет.

Мисс Мэри теряет сознание, ее челюсти сжимаются, глаза закрыты. Я приподнимаю одно веко и отшатываюсь, потрясенный. Зрачок расширен, по меньшей мере, в три раза против обычного. Радужная оболочка настолько сократилась, что остался едва заметный круглый ободок.

Подхожу к Сирилю, к Робартсу, к другим больным: у всех тот же симптом. У всех одинаково расширены зрачки.

Меня осеняет: они отравились. Это безумие, наступившее чуть ли не моментально и сопровождающееся бредом, конвульсиями, болями в животе, светобоязнью,— все эти явления могут быть вызваны только одним растением — белладонной. Они пропали, если я не найду противоядия. Но почему только Том и я избежали отравления?

— Том,— говорю я аборигену, показывая ему на стебли белладонны, которая произрастает здесь в большом количестве,— ты видишь маленькие красные плоды на этом растении? Никто не ел их, эти ягоды?

— Нет! Нет! — Том вдруг спохватывается.— А... моя знает,— восклицает он в ярости.

И тут же, словно сам обезумев, бросается в источник, тянется к его середине и опускает руки в воду.

...Мне кажется, что сердце мое перестало биться. Ах! Я перевожу дыхание. Том поднимает голову, я протягиваю ему руку и помогаю подняться.

— Видишь, друг,— говорит он, весь промокший, бросая к моим ногам пребольшой пучок травянистого растения, из раздавленных листьев и маленьких плодов которого сочится зеленоватая жидкость.

Том вновь склоняется над источником и вытаскивает еще одну охапку этого растения.

— Погоди! — Том вновь склоняется над источником и вытаскивает еще одну охапку этого растения. Он с успехом повторяет эту операцию и в третий, и в четвертый раз.

Теперь я все понимаю. Аборигены, не сумев одолеть нас силой, отравили источник, бросив в него огромное количество стеблей и листьев дурмана и белладонны, которые они придавили камнями, чтобы те остались под водой. Это один из обычных способов без всякой для себя опасности погубить белых, которые в этом случае не способны защищаться.

Нельзя терять времени! Уже семь часов вечера, через два часа стемнеет. Аборигены, без сомнения, нападут на нас, полагая, что все мы отравлены.

Бедные больные в отчаянном состоянии. Они просят воды, и мне приходится применять силу, чтобы помешать им пить из смертоносного источника.

Я не решаюсь послать Тома на поиски воды, но в это время ко мне, едва волоча ноги, подходит один из поселенцев.

— Мсье,— говорит он.— Мы поищем другой источник воды, но пока все же сможем напиться. Видите группу деревьев в двадцати шагах отсюда?

— Да, это эвкалипты.

— Надо подрезать корень дерева, и из него потечет струйкой свежий сок.

Я решил, что поселенец бредит. Он заметил мое удивление.

— Не сомневайтесь, мсье, я уже чувствую себя лучше. Мне и раньше случалось пользоваться этим приемом. Сок эвкалипта много раз спасал мне жизнь, когда я умирал от жажды, и вылечивал, когда я пил из источника, отравленного аборигенами. Пойдемте со мной.