Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1990 год

Уэллс — в общем-то довольный своей жизнью человек — всегда мыслил здраво. Его, например, очень беспокоило, что Земля может погибнуть в ядерной катастрофе. Но еще меньше ему хотелось увидеть, как цивилизацию разрушает катастрофа сексуальная.

Перевел с английского А. Корженевский Перевод с английского «Вокруг света», 1990 г.

— Хорошо,— произносит Том, беря самородок,— приложи ухо там. Слушай, когда он падает, мой надо знать, как высоко опоссум.

— Понял? — спрашиваю я босеронца.— Том просит тебя приложить ухо к стволу и прислушаться, когда упадет слиток, чтобы узнать глубину дупла, чтобы срубить дерево на нужной высоте.

— Так, так,— подтверждает старый абориген, снова забираясь вверх по «лестнице».

— Теперь что?

— Мой бросает туда, в дыра. Вот!

Дерево оказалось полым до самой земли. Том отрубает ветви справа и слева, отбивает куски коры и закрывает ими отверстие, из которого может выскочить зверек, пока мы будем валить дерево.

Эвкалипт имеет почти восемь метров в обхвате, и свалить его чрезвычайно трудно. Правда, дерево полое, но толщина коры, по словам Тома, более сорока сантиметров. У нас всего три топора, и понадобится более часа, чтобы проделать отверстие, в которое мог бы проникнуть человек. Поскольку нет другого выхода, работа начинается. Дерево старое, и кора его твердая. Топор отскакивает от его тугих волокон.

Вдруг у меня возникает дерзкая идея. Я запускаю руку в ягдташ и нащупываю пачку патронов с разрывными пулями. Испробовав некоторое время назад страшный эффект этих пуль, я был поражен разрушением, которое они производили. А почему бы и нет? Стоит попробовать. Я прошу лесорубов прекратить работу и раздаю патроны.

Робартс понимает мою идею, но сомневается в успехе. Сириль подсекает в трех футах от земли полоску коры, по которой мы должны стрелять. И вот, встав в десяти метрах от цели, поселенцы ждут сигнала.

— Огонь!

Еще не смолк грохот взрыва, как мы уже мчимся к дереву. Сколько же разрушений может сделать этот маленький кусочек металла, что не весит и сорока граммов! Древесина разбита, выворочена, размельчена на высоте в шестьдесят сантиметров и в ширину на полтора метра. Если дать залп с другой стороны, дерево наверняка упадет. Но в этом уже нет необходимости: Том пролез в дыру.

Из отверстия доносятся пронзительные крики: Том хватает опоссумов, не давая им удрать, и возвещает об этом. Вскоре он выбрасывает наружу одного из них, потом второго, третьего. Вот уже фунтов двадцать свежего мяса для завтрака. Но возня внутри дерева усиливается, и один из поселенцев присоединяется к Тому, которому одному, видно, не справиться. Вскоре мы с невыразимым блаженством насчитываем десять сумчатых, предназначенных для наших желудков.

— Вот вам, МакКроули, молочные опоссумы,— я вытаскиваю из огромной сумки особи женского пола несколько детенышей величиной с крысу.

— Ах, дружище, старый или молодой — мне безразлично. Сейчас я могу стать и каннибалом,— это гастрономическое богохульство наш гурман, конечно, произносит в шутку.

— Ну как, Том, закончил свои дела? — спрашиваю старого аборигена.

— Ищу камень Сириль. Держи,— говорит он, вылезая с самородком в руках.— Видишь, мой не потерял.

И вот горит костер, на вертеле поджаривается дичь. Подкрепившись, мы подумываем о возвращении.

— Что ты там делаешь, Том? — вдруг спрашивает МакКроули, поглощая последний кусок мяса.

— Я рисовать коббонг для нга-ко-тко,— отвечает австралиец, который вырезал своим ножом грубые очертания головы змеи на белой коре камедного дерева.

— Он прав, мсье,— одобряет действия Тома МакКроули.— Я думаю, что надо срочно вырезать эти знаки, ибо мы находимся в самом бедственном положении, и только показав свое присутствие на земле нга-ко-тко, можем избежать новых несчастий.

Нагруженные добычей, мы направляемся к лагерю, который так далеко от нас. Нет смысла вновь пересекать раскаленное солнцем золотое поле, и мы его огибаем. Дорога стала длиннее, но идти по траве менее мучительно.

Все мы спешим вернуться.

— Оак! — вдруг вскрикивает перепуганный Том, идущий впереди.

— Стой! — останавливают нас двое поселенцев, следующие за ним.

— Что случилось?

— Аборигены!

— Откуда здесь аборигены?

— Что б они провалились, эти проклятые аборигены!

— Где вы их видите? — спрашивает МакКроули у одного из поселенцев.

— Вот, смотрите.

— Но я ничего не вижу.

— Ах, сэр МакКроули, они прошли здесь совсем недавно, и нам, местным жителям, известны признаки их присутствия. И, право слово, их очень много. Трудная будет битва,— заканчивает поселенец, ударяя прикладом ружья о дерево.

— Объясните подробнее, друг мой.

— Видите, сэр Робартс, и вы, господа, эти полосы коры, только что срезанные с деревьев?

— Да, вы правы, это сделано недавно, потому что сок еще капает.

— А знаете ли вы, о чем говорят эти метательные копья с красными перьями, кремниевый наконечник которых вбит в ствол дерева или воткнут в землю?

— Признаюсь, не имею ни малейшего понятия об этом.

— «Деревья с татуировкой, означающей войну» предупреждают белых, что территория, по которой они идут, запретна для них, а копья с перьями цвета крови призывают всех чернокожих не пускать белых на эту землю любыми средствами... Они объявили нам войну на истребление, войну без перемирия и пощады. О, боже! Этих дьяволов должно быть великое множество, если они ведут себя так дерзко.

— Однако нам надо пройти!

— Я того же мнения, сэр Робартс. Именно поэтому я и сказал, что нам предстоит потрудиться.

— Вперед, господа! В лагерь!

Тревога подстегивает нас. Бедняги, оставшиеся в лагере, наверное, умирают с голода. Надо, не мешкая, доставить им провизию, а затем держать совет о том, что делать дальше.

Сириль, у которого такой же обостренный слух, как и у аборигенов, время от времени прислушивается к шуму, несомненно, воображаемому.

— Что там, дорогой? — спрашиваю у него.

— Наверное, в ушах шумит.

К счастью, это никакая не иллюзия: мой добрый пес лает так, что у него срывается голос. Вскоре он и прибегает, не отрывая носа от травы.

Позади него — какая приятная неожиданность! — скачут верхом на лошадях ниши пять товарищей, которых мы едва уже надеялись увидеть. У одного из них на крупе лошади огромная туша кенгуру — ценное пополнение наших съестных припасов.

— Аборигены, господа, по меньшей мере в пятистах метрах от нас! — кричат они в один голос, едва мы успеваем им пожать руки и поздравить с благополучным возвращением.

Несмотря на удушающую жару, мы едва не бежим к ручью и через полчаса, измученные, оказываемся в лагере, где все были обеспокоены нашим долгим отсутствием.