Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1990 год

Тихий океан... Надо же было назвать так самый большой и самый бурный из океанов нашей планеты! Придумал это название испанский конкистадор Нуньес де Бальбоа, когда первым из европейцев пересек Панамский перешеек и увидел неизвестный еще географам Старого Света океан. Название показалось подходящим и тем испанцам, которые незадолго до этого пересекли штормовую Атлантику и по ту сторону Панамы обнаружили безмятежное море, защищенное Американским материком от вечных восточных пассатов.

Вопреки собственным воспоминаниям о яростных штормах и высоченных волнах, я тоже готов был согласиться с названием «Тихий», когда недавно вновь оказался в Перу. Я сидел на скале в широком устье реки Ламбаеке, откуда испанцы в XVI веке под предводительством Писарро двинулись внутрь страны покорять могущественное племя инков. Вокруг меня была просторная долина, в глубине которой карабкалась вверх по склонам уцелевшая часть древней инкской дороги.

Далеко в океане лежали острова Общества и Маркизы, где зародился мой интерес к маршрутам морских миграций. Там находились и острова Туамоту, связанные с этим побережьем ветрами и течениями, которые доставили к атоллам наш плот «Кон-Тики». Намного ближе и несколько севернее помещались Галапагосские острова, где мы обнаружили черепки, доказывающие, что туда часто ходили доинкские мореплаватели. Значительно дальше, но все равно лишь на половине пути, пройденного «Кон-Тики», лежал остров Пасхи, единственный остров в Тихом океане, где сохранились следы подлинной древней цивилизации с письменностью, архитектурой, астрономией и мегалитическими скульптурами.

Большинство людей считает, что я только и делаю, что прыгаю с одного плота на другой. Кое-кто готов признать, что, кроме этого, я организовываю археологические экспедиции на разные тропические острова. Но мало кому известно, что большую часть времени я провожу в стенах библиотек и музеев или за столом, где высятся горы писем, которые обрушивает на меня почтальон. Дни на плотах я назвал бы желанными паузами, позволяющими отдохнуть душой.

Я никогда не читал детективы. Захватывающие приключения — неотъемлемая часть моей жизни и деятельности. Главная задача археологов — не доказать, а что-то найти. Они и открыватели, и следопыты, ведь то, что они находят,— лишь фрагменты далекого от завершения мозаичного панно. Но каждый новый фрагмент говорит о конкретных событиях на нашей древней планете, о которых современный человек ранее не подозревал.

Когда средневековые европейцы начали совершать дальние плавания, они обнаружили, что обитатели других материков во многом опередили их. Тем не менее европейцы почитают себя первооткрывателями. Тогда история мореплавания должна начинаться с Колумба, то есть с XV века. Теперь мы признаем, что жившие в Гренландии норманны оставили свои следы на Ньюфаундленде на несколько столетий раньше. Радиоуглеродный анализ находок в местах норманнских поселений на Ньюфаундленде позволяет датировать их примерно X веком, а на острове Пасхи мы получили образцы, датируемые примерно VIII веком.

Беру на себя смелость утверждать, что в это время величайшая из всех цивилизаций Перу процветала в приморье, у Ламбаеке, и в области Тиауанако, на юге. И это было задолго до периода инков на материке. Кто же были эти люди?..

Полинезийцы утверждают, что, когда их предки добрались до острова Пасхи, они были встречены людьми с удлиненными мочками ушей. Именно они согласно древнему преданию соорудили каменные изваяния, которыми известен остров. А материалы наших раскопок говорят о том, что древние каменотесы с их техникой кладки камня, культом птицечеловека, обычаем удлинять мочки ушей, с привычным им набором сельскохозяйственных культур — бататом, юккой и тыквой — прибыли из Перу.

Среди жителей Пасхи господствовало твердое убеждение, что их предки приплыли из обширной засушливой страны на востоке и открыли этот остров, следуя на закат. На большом плоту первооткрывателя, короля Хоту Матуа, были, опять же согласно легенде, люди с удлиненными мочками ушей.

После трех лет работы на острове Пасхи я отправился на пустынные берега Перу. И снова услышал предания о длинноухих мореплавателях. Инки из правящей верхушки тоже были длинноухими. Они утверждали, что этот обычай был унаследован ими от основателя одного доинкского королевства, Кон-Тики-Виракочи, который впоследствии вышел со своей свитой в океан и уже не вернулся...

Все это были звенья одной цепи, но чтобы доказать их тесную связь, надо было найти как можно больше доказательств здесь, в долине реки Ламбаеке. Так началась наша работа в Перу.

Место, где я сидел на скале, располагало к размышлениям, будило воображение. Я представил себе, как здесь спускали на воду большие суда, которым была доступна любая точка побережья Южной Америки, а при попутном ветре они могли достигать самых дальних островов Тихого океана.

Несколько недель назад я вывел камышовую ладью «Уру» из той самой гавани Кальяо, где начиналось наше плавание на «Кон-Тики». Четыре испанца под руководством Китина Нуньоса построили «Уру» из перуанского камыша тотора, а помогали им те индейские мастера, что связали для меня «Ра II» и «Тигрис». Развив скорость, испанцы за два месяца дошли до Маркизских островов в Полинезии.

Но сейчас перед моими глазами стояло более фантастическое зрелище. То был случай, когда человек вправе сказать, что не верит собственным глазам. Дело происходило несколько месяцев назад, когда я без особой охоты принял приглашение Вальтера Альвы, директора музея Брюнинга, которому не терпелось показать нечто интересное для моей работы.

Тропическое солнце висело низко над горизонтом, когда мы, свернув с шоссе на пыльный проселок, вышли из машины на краю старой деревни. Дальше надо было идти пешком. Две-три тысячи обитателей одноэтажных строений из глины, судя по всему, отдыхали после работы в поле.

Пройдя через деревню, мы увидели мальчишек, игравших в футбол на пыльной площадке у подножия крутого холма. Сам по себе холм был ничем не примечателен, если не считать того, что он в гордом одиночестве возвышался над обширной равниной. Призрачно-серый цвет его перекликался с окраской деревенских домов и засохшей грязью под ногами. Но сразу же за холмом простиралась пышная зелень искусственно орошаемой долины. От края засушливой полосы, где мы стояли, вдаль уходили волны сахарного тростника, поля кукурузы и всевозможных овощей и тропических фруктов.

Только я хотел обратиться к Вальтеру Альве с вопросом, как он указал рукой в сторону, где стояли вечнозеленые и вечно сухие цератонии с колючими ветками и бахромчатой листвой. Перед редкими, зарослями дорога кончалась, но между стволами можно было пройти. Я предвкушал волнующее приключение. У меня не было оснований сомневаться в надежности нашего гида, который собирался, если все верно, показать нам одно из чудес древности, не упомянутое ни в одном туристском справочнике.