Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1988 год

Похоже, что дагестанские горы сохранили до наших дней древнейшее зрелище: волки-боци удивительно похожи на характерных персонажей молдавских народных новогодних представлений — мошей и знаменитых болгарских кукеров. И те, и другие дошли до нас еще от фракийцев... Так или иначе, но история игби, несомненно, тесно связана с древним культом ежегодного умирания и весеннего воскрешения природы. Как не вспомнить русскую масленицу, когда сжигают на костре соломенное чучело зимы — родную сестрицу шаитлинского квидили...

Побывавший в Шаитли ленинградский этнограф Юрий Карпов считает, что праздник игби близок грузинской масленице, а квидили — ее главному персонажу Берику. Что ж, это предположение не лишено оснований: горные грузинские селения лежат за соседним перевалом на расстоянии нескольких часов верховой езды, и торговые связи существуют с ними издавна.

И все же, может быть, разгадку квидили стоит искать в самом Шаитли? Ведь хорошо известно, что древние обряды и праздники, даже давно утратив магический смысл, веками упрямо хранят свою атрибутику и характерные черты, которые просто не могут не содержать в себе хоть какого-то намека на генеалогию главного персонажа. Здесь каждая деталь, любая, казалось бы, ничего не значащая мелочь, может дать ключ к разгадке.

Почему, например, квидили казнят не на годекане, где происходят все главные события праздника, а ведут для этого на мост? Мост через реку, между прочим,— место не простое, в нем заключена эпическая топонимика: в сказках и былинах многих народов, в том числе и кавказских, это непременная арена змееборства. Вспомним русских богатырей, побеждающих Идолище поганое на Калиновом мосту! Конечно, мохнатый квидили с его лошадиной мордой не вяжется с привычным обликом змея, но иконография этого образа знает сопоставление символов змея и коня в верхнем палеолите, что привело позднее к возникновению мифологического образа дракона с конской головой. А огромная розово-алая пасть квидили, полная крупных блестящих зубов, которой пугают детей,— не отзвук ли это огнедышащей пасти дракона? К тому же символика змея, связываемая в первую очередь с плодородием, вполне укладывается в природу игби.

Кем бы ни был квидили, шаитлинцы верно хранят древние традиции своего аула, смело вводя в старинные обряды современные персонажи и сюжеты, что делает праздник, посвященный когда-то силам природы, живым и злободневным.

...Грусть, навеянная казнью квидили, длилась недолго. Как и на всяком народном празднике, ее быстро сменило веселье. Бывшие боци, а вместе с ними и весь аул, пустились на годекане в пляс. Почти по-весеннему пригревало солнце.

Александр Миловский

Аул Шаитли, Дагестанская АССР

Аргентинцы шутят: мексиканцы произошли от ацтеков и майя, перуанцы — от инков, парагвайцы — от индейцев гуарани, а нас занес в Южную Америку попутный ветер.

Пожалуй, в этой шутке есть доля правды. Во всяком случае, если иметь в виду Буэнос-Айрес. Огромный город с прямыми и широкими проспектами-авенидами, с узкими улочками, вливающимися в эти авениды, со множеством памятников пешим и конным генералам — этот город мало походит на латиноамериканскую столицу.

«Портеньос», как называют себя жители, утверждают, что Буэнос-Айрес — совсем не аргентинский, а европейский город, который перевезли на кораблях многие поколения эмигрантов. Перевезли, поставили на берегу Ла-Платы, руководствуясь собственными — порой весьма противоречивыми — вкусами.

Есть здесь районы, где живут по преимуществу итальянцы, французы, англичане, испанцы или славяне — поляки, украинцы, югославы... Нет, по паспорту все они — аргентинцы, но обычаи, традиции таковы, что каждая «колония» существует отдельно, стараясь не смешиваться с соседями. Жители разных районов проводят время в национальных ресторанчиках и клубах, издают газеты или журналы на родном языке, отмечают праздники далекой родины, поют свои народные песни и очень любят традиционные детали в одежде.

Однако первое впечатление мозаичности Байреса — это уменьшительное имя аргентинской столицы — проходит быстро. Во-первых, потому, что, кроме «колоний», существуют и другие кварталы — бедняцкие, как две капли воды похожие на бедняцкие районы Мехико или Рио-де-Жанейро. Там в хижинах и полуразрушенных домах обитают крестьяне, пришедшие из провинций на поиски денег и судьбы, безработные, уже отчаявшиеся найти и то и другое, парагвайские эмигранты, спасающиеся от террора диктатуры Стресснера, городские мусорщики, нищие, воры, контрабандисты... Во-вторых, потому, что в ритме повседневной жизни столицы четко и безошибочно угадывается биение пульса всей страны.

Вечное танго и художник-клерк

Ночь в Байресе — понятие относительное. Аргентинская столица не засыпает, кажется, ни на минуту. До четырех-пяти утра открыты кафе, рестораны, бары, дансинги. Наиболее интересные программы идут с часу до трех. И после полуночи на улицах так же многолюдно, как в полдень.

— Когда же вы спите? — поинтересовался я у аргентинского журналиста Эрнандо Клейманса, заинтригованный столь напряженным жизненным ритмом столичных жителей.

— Пока ты молод, можно и вовсе не спать,— отвечал он.— А с возрастом приходится рассчитывать силы: ложиться после работы, часов в семь вечера, спать до часу ночи, а уж потом отправляться в свой бар или кафе для общения с друзьями...

Эрнандо и объяснил мне, где лучше всего познакомиться с танго.

— Поезжай в Сантельмо, там сможешь увидеть иное танго,— сказал он тоном, не допускающим возражений.

Что ж, поедем в Сантельмо.

Дитя и божество портовых кабачков, танец моряков, грузчиков, фабричных работниц, завоевавший в начале века парижские салоны и петербургские дворцы, прекрасное и нестареющее танго — настоящее танго! — сейчас можно увидеть, пожалуй, только в этом квартале. Здесь, в Сантельмо, в двух-трех ресторанах танго — единственная тема представления. Танго танцуют, танго поют... Танго двадцатых годов, тридцатых, пятидесятых... Но поют и танцуют его на сцене профессиональные артисты — и только для тех, кто сможет заплатить полсотни долларов.

Бедность и богатство встречаются в Сантельмо. Бедность селилась здесь всегда, богатство наезжает вечерами — посмотреть танго. Сантельмо — единственный район столицы, сохранивший старинную колониальную застройку — беленные известью дома с арками, витыми решетками крошечных балконов, мощенные булыжником улицы, черепичные крыши, квадратные площади с неизменными соборами и сквериками в центре...

Времена меняются. Дома-развалюхи Сантельмо ныне испытывают натиск тугих кошельков. В зажиточных домах Буэнос-Айреса стало модным хвастаться покупкой особняка или квартиры в Сантельмо. Благодаря уцелевшей экзотике квартал превратился в туристическую Мекку. Поэтому бедность оттесняется еще дальше к окраинам, поэтому появляются в Сантельмо дорогие рестораны, сувенирные лавки «под старину», реставрируются особняки. На одной из площадей разместился рынок. Прежде всего в глаза бросается множество лотков с грудами металлических изделий — подсвечники, каминные щипцы, ажурные вазочки, шпаги, кинжалы — все «бронза» или «серебро», и все «прошлый век». Сюда же выносят свою продукцию художники. Именно продукцию, ибо в большинстве это копии «под» — под французских импрессионистов, под голландских мастеров, под Пикассо, под Малевича, под Дали...