Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 2007 год

…Обычно Генрих оставался с Анной, если она не могла сопровождать его на охоте. Но в этот раз он не отказался от любимого развлечения. Во время поездки король остановился в доме родителей Джейн. А 24 января 1536 года в апартаменты Анны ворвался Генрих Норрис (он занимал одну из самых престижных и важных позиций «грума при табурете короля» и был его близким другом) с ужасной вестью — Генрих упал с лошади и уже несколько часов находится без сознания. Болейн закричала, уверенная, что Генрих мертв. Король с трудом, но поправился, а его жена снова преждевременно разрешилась от бремени — на этот раз мертвым мальчиком. Гнев Генриха был тем более страшен, что случившееся вновь вернуло его мысли к унизительным подозрениям о собственной мужской несостоятельности. У женщин, имевших дело с Тюдорами, часто возникали проблемы с деторождением — выкидыши, сложности забеременеть и редкое появление на свет мальчиков. Эти проблемы имели явно генетическое происхождение, но откуда было знать об этом всесильному Генриху VIII? Поэтому он предпочел вернуться к испытанной уже модели — раз Бог не желает наградить его наследными принцами и в этом браке, значит, нужно признать его недействительным и сменить женщину, не выполнившую своего предназначения. Такова воля короля.

Генрих VIII обвиняет Анну в измене. Гравюра с картины К. Пилоти. 1880 год

Смерть по-французски

Весной 1536 года Анна серьезно поссорилась со своим покровителем Томасом Кромвелем. Эта ссора стала решающим моментом в ее судьбе. Кромвель, уже понявший, что у нынешней королевы нет будущего, заручившись поддержкой семьи Сеймуров, сторонников принцессы Марии, пообещал свергнуть ее с престола и помочь королю взять в жены Джейн. Чтобы убедить в этом короля, следует обвинить Болейн в измене — в буквальном смысле слова, ведь измена королевы своему супругу равнозначна по закону измене короне. Не случайно же вскоре после потери ребенка появились слухи — не был ли несчастный 6-месячный «мужской плод» результатом адюльтера королевы с кем-то из ее придворных? Разве не хвасталась жена ее брата, что Анна жаловалась ей на неспособность Генриха заниматься любовью?

А 29 апреля Анна громко и яростно ссорилась с Генрихом Норрисом. В тот же день весь двор и король были в курсе подозрительного скандала. А неосторожно брошенная Анной фраза «Не рассчитывай, что можешь занять место короля в случае его смерти» стала ключевой в ее обвинительном процессе. В этот же печальный для Анны (и столь удачный для Кромвеля) день Марк Смитон, молодой музыкант «низкого» происхождения, экспансивный по натуре, позволил себе слишком вольно вести себя в ее покоях. Анна любила музыку и позвала Марка, чтобы немного успокоиться после ссоры с Норрисом. Кромвель немедленно велел взять музыканта под стражу, его привезли в дом королевского секретаря, и на 24-м часу пыток он признался в адюльтере с королевой, после чего был препровожден в Тауэр.

На следующий день 1 мая прямо во время рыцарского турнира король проявил себя как никогда: он лично велел Генриху Норрису и Джорджу Болейну признаться в связи с его женой. Несмотря на заверения в невиновности, они были отправлены в Тауэр вслед за Смитоном. Болейну предъявили обвинения в инцесте — его жена давно утверждала, что он слишком много времени проводит со своей сестрой. Генрих, известный способностью испытывать жалость к самому себе — одна из самых отталкивающих черт его личности, — заявил, что Анна изменила ему более чем с сотней мужчин, и даже попытался немедленно сочинить трагедию, посвященную своему горю. После чего отправился за утешением в дом Сеймуров. Там, рыдая, он жаловался на королеву, поддакивая хозяевам, уже давно пытавшимся с подачи Кромвеля скормить ему версию, что она отравила Катерину Арагонскую и только случайность помешала ей отправить на тот свет его самого и принцессу Марию. Джейн между тем очаровывала Генриха своей неприступностью (прием, который успешно использовала сама Анна) и тем, что была полной противоположностью его нынешней жене. На рассвете 2 мая Болейн в сопровождении враждебно настроенных стражников прибыла в Тауэр— по тому же водному пути, что три года тому назад по случаю коронации. Пройдя через ворота, она утратила мужество и, упав на колени, умоляла отвезти ее к королю. «Вы отправите меня в темницу?» — так и не встав с колен, спросила она дрожащим голосом Кингстона, констебля Тауэра. «Нет, мадам, вы отправитесь в королевские апартаменты». Чувство облегчения спровоцировало нервную разрядку — у Анны началась многочасовая истерика. Кингстон по требованию Кромвеля с педантичностью опытного тюремщика передал все слова, фразы и даже междометия, что вместе с криком, слезами или смехом вырывались из ее уст. Нервный срыв потерявшей над собой контроль женщины превратил экспромт Кромвеля в блестящее обвинение, лишившее Болейн последней надежды на спасение. А заодно привел в Тауэр еще двух заложников заговора из фракции Болейнов — придворных короля и ее друзей Фрэнсиса Уэстона и Уильяма Бреретона… Чувство вины и жалости Генрих компенсировал трогательным разрешением не отправлять жену на костер. Он велел выписать из Кале французского палача, виртуозно владеющего мечом. Узнав об этом, Болейн расхохоталась и, обхватив руками горло, сказала: «Я слышала, он хороший мастер, а у меня — такая маленькая шея».

Казнь королевы 19 мая 1536 года

Незадолго до того как королеве было позволено умереть, король объявил брак с ней недействительным. Елизавета стала незаконнорожденной. Формально объявление было сделано архиепископом Кранмером 17 июня — накануне казни королевы. Основанием для него послужила старая история с графом Нортумберлендским, а также связь короля с сестрой Анны Мэри (по закону это тоже противоречило вступлению в брак обеих сторон) и, наконец, почерпнутый из самых последних «улик» аргумент — сомнение короля в том, что Елизавета — его дочь, а не уже казненного Норриса. Королевские юристы постарались, чтобы король получил то, что хотел — теперь на пути к новой женитьбе и появлению наследников не стояли ни Анна, ни ее дочь, ни Мария, ни первая жена. Генрих, в случае, если новая супруга не родит желанного принца, имел право сам в специальном указе перед смертью назвать своего преемника.

Эшафот был покрыт черной материей, а меч спрятан между досками. Зрители — около тысячи, только лондонцы (никаких иностранцев) — под предводительством мэра города пришли засвидетельствовать первую в истории Англии казнь королевы. Она, в платье из серого дамаска, отороченном мехом, поднявшись на первую ступеньку эшафота, обратилась с речью к толпе: «Я умру согласно закону. Я здесь не для того, чтобы обвинять кого-то или говорить о том, в чем меня обвиняют. Но я молю Бога, чтобы он спас короля и его правление, ибо не было еще более доброго принца, а для меня он всегда был самым нежным и достойным лордом и сувереном. Я прощаюсь с миром и от всего сердца прошу вас молиться за меня».