Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1962 год

Уходя, Али сказал нам по секрету, что иногда тайком посягал на «сердце» пальмы, отламывая еще не развившийся, верхний побег — джумар.

— Это вкусная штука, — сказал он, облизнувшись, и закрыл за собой калитку.

И. Ганзелка, М. Зикмунд / Фото авторов Перевод С. Бабина и Р. Назарова

Осатанело, мощной лавиной налетает на сейнер волна. Судно жалобно взвизгивает, скрипит. Мечется по каюте неприкрепленный стул. Волны швыряют сейнер из стороны в сторону, грозят опрокинуть его и захлестнуть. А в полумиле взывает о помощи рыболовный траулер «Чайка».

Близ Курской косы «Чайка» в тумане напоролась на рифы. Обшивка выдержала удар. Но от сотрясения в корпусе появились сотни маленьких трещин. В трюмы стала просачиваться вода. Медленно заваливаясь на правый бок, «Чайка» начала оседать. Пятый час шла борьба. Рыбаки откачивали воду, накладывали пластыри. Но крепчала волна, мощнее становились накаты, тяжелее удары. Вода в трюмы прибывала...

Когда подошел возвращающийся с промысла сейнер «5287», решили «завести брагу» — опоясать корпус траулера канатом, стянуть его с камней и отбуксировать в гавань. Это единственный шанс спасти «Чайку». Подойти к ней нельзя: в темноте сейнер сам налетит на подводные скалы или протаранит тонущее судно.

Штормит к суше. Конец каната привязывают на сейнере к пустой бочке, бочку — на воду, и вот уже длинная «ящерица», мелькая на вспененных гривах, проворно ползет к «Чайке». Но канат льняной, он быстро набухает и начинает погружаться в воду. В метрах сорока от траулера «ящерица» замедляет бег, волны относят ее в сторону. С каждой минутой все дальше и дальше... Наконец бочка останавливается, качаясь на гребнях, будто ее поставили на якорь.

На сейнере пробуют выбрать канат, но скоро убеждаются в безнадежности усилий. Буйствуя, волны бухают в бочку, пытаются сорвать ее с привязи и вышвырнуть на песчаную отмель.

Теперь подать на «Чайку» канат можно только со шлюпки — выход более чем рискованный, но, кажется, и единственный. Это понимают все — и на «Чайке» и на сейнере.

— Рискнем? — цепко держась за край стола, кричит, пытаясь пересилить шум волн, старший механик Шмелев второму помощнику. — Не торчать же в этом бедламе!

Темь-то, гляди, — гуталин, сядем на камни!

На лице Строева, второго помощника, удивление.

— Ты ошалел? Хочешь выкупаться... или разбить голову о камни!

Вдруг сейнер легко, как на качелях, взмывает на гребень гигантского вала. Крен до шестидесяти трех... Крен шестьдесят четыре... Палуба встает на дыбы. Становится слышно, как стучат лопасти винта, повисшие в воздухе. Судно падает в обрывистый, образованный двумя крутыми волнами овраг, и тут же гигантский вал накрывает его...

Когда, стряхивая потоки воды, сейнер вырывается из пучины, оказывается, что до рифов рукой подать. Зарываясь носом в волну, сейнер отходит на прежнее безопасное место.

— Попытка не пытка, — настаивает Шмелев.

— Это черт знает что! — ругается Строев. — Мальчишество, ура-геройство! Волна швырнет шлюпку — и вверх тормашками...

— А если «Чайку» разобьет? Матросы выжидающе смотрят на второго помощника. Он молчит. Видно, хочет возразить — ведь безумство состязаться с такой волной, — но лишь сплевывает и резко бросает:

— Хорошо, согласен. Кто с нами третий?

— Давно бы так, — говорит Борискин, матрос. — Там же люди.

...Все происходит так, как предвидел Строев. На каменной гряде, недалеко от траулера, который осел еще глубже, шлюпку опрокидывает. После студеной купели Шмелев, Строев и Борискин выбираются на берег. Здесь колхозники — аварийная группа — поставили палатку. Окоченевших смельчаков укрывают там от ветра, долго растирают спиртом...

А в эфир неумолчно летит тревожное «SOS». Радист «Чайки» Костя Малыга передает: «Появилась сильная течь. Нужна мотопомпа». На сейнере ломают голову — как доставить мотопомпу? Подойти нельзя...

— Надо еще рискнуть, — обводя взглядом лица матросов, предлагает старпом Колодезный.

— Надо,— готовно соглашаются тралмастер Жартовский и боцман Саватеев.

И снова неравное единоборство. Силен ураганный ветер, крута волна, беспомощна утлая шлюпка. Бушует, клокочет море. Из тумана вместе с невесть откуда появившимися пустыми бочками и продырявленной шлюпкой волна выкатывает на отмель старпома, боцмана и тралмастера. Одежда на них тут же промерзает, дубеет: ранняя весна.

— Стихия!.. — цедит сквозь зубы Шмелев, хочет броситься к товарищам — и не может: валит с ног и слепит взбудораженный бурей песок.

Тела у Жартовского и Саватеева сплошь в кровоподтеках. Колодезный наглотался воды. Его откачивают.

Оставшимся на сейнере надо держать судно против волн, следить чтобы не сорвало палубное крепление, не хлынула в трюмы вода. На счету каждый человек. Каждый работает за четверых. Посылать на подмогу «Чайке» больше некого. Да и нет больше шлюпки. Единственная надежда на суда, которые услышат «SOS». Но на «Чайке» не могут ждать.

— Дело дрянь, — передает в эфир Костя Малыга, — без мотопомпы нам крышка! Вышел из строя главный двигатель. Воды в трюме по колено.

— Разожгите костер, приготовьте теплое белье, шубу и спирт, — сбрасывая с себя одежду, командует Бенецевич, столяр из аварийной группы.

— Ты что? — хватает его за руку Шмелев.

— На шлюпке не подойти. Надо с берега, вплавь, — отвечает он коротко.

Моряки понимали, что хочет сделать Бенецевич, — привязать к канату, застрявшему вместе с бочкой в волнах, веревку-«проводник» и потом общими усилиями людей с сейнера и с берега подтянуть конец каната к «Чайке». А там уже заведут брагу сами. Но плыть человеку одному в такую бурю, да еще и снег повалил!..

— Убьет ведь, не дури! — уговаривает Шмелев.

— Я в сорочке родился, — отшучивается Бенецевич, а зубы его начинают стучать от холода.

Зажав в правой руке проводник — тонкий льняной канат — и опоясавшись другой веревкой, он протягивает Шмелеву концы:

— Держи на всякий случай...

И бросился под волну. Холод иглами вонзился в тело. Спирает дыхание. Деревенеют руки и ноги. Брызги ударяют в лицо, как дробь.

Когда приближается вал, Бенецевич ныряет. Вал накатывается за валом. Нырять приходится ежесекундно, едва глотнув воздух.

Вода уже по горло. Дальше Бенецевич плывет. Загребать ему мешает зажатый в кулаке проводник.

Впереди — рифы, точно хищные акульи пасти. Кажется, что они, ныряя под накаты, движутся пловцу навстречу. Нужна осторожность. Но чтобы быть осторожным, нужны силы. А их уже нет: затвердевшие мускулы налиты усталостью.

До бочки каких-нибудь два-три десятка метров. С невероятным трудом дается каждое движение, каждый взмах рук. Остается десять метров, семь, три... Еще один взмах, самое большее — два. От радости Бенецевич забывает о надвигающемся вале.