Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1962 год

И вот неожиданно получаю письмо от одного из своих друзей-летчиков. Пишет, что он в авиации, в тунгусской тайге, летает на «Яке» и что недавно он, как секретарь комсомольской организации, беседовал с замполитом обо мне и тот предложил мне интересную работу — начальником нового аэродрома в тайге. Специального образования, мол, для этого не требуется, потому что аэродром очень маленький, так, скорее просто посадочная площадка, да и той пока что нет, а моя задача как раз и будет состоять в том, чтобы ее выстроить. Оклад, пишет, небольшой, а работа сложная, требующая постоянных забот и волнений. Я прочитал письмо, собрал вещи, купил полушубок, валенки и выехал на второй день.

Через неделю был на месте, в тайге. Ну, что вам рассказывать о таежном охотничьем поселке? Три-четыре десятка домов, надежно срубленных из лиственницы, две улицы, клуб-пятистенка... Самолеты прилетали туда редко, садились прямо на реку, потому что больше сесть было некуда. Но аэродром был нужен — осваивались новые воздушные линии, осваивалась тайга, кругом вырастали поселки, геологи вели здесь поиски всяких редких вещей, и небезуспешно, а мое летное поле шумело на ветру вековыми соснами. Так я стал начальником несуществующего аэродрома, один, без подчиненных, и мне предстояло прежде всего очистить от леса несколько квадратных километров.. Признаюсь, первую ночь в этом поселке я не спал, читал при свете керосинки Сент-Экзюпери: тяжко было, очень тяжко. Но — как это сказано у Грина? — «утро всегда обещает». Утром я вспомнил вековечную мудрость — если тебе тяжело, иди к людям. Вместе с бригадиром местного охотничьего колхоза мы обошли все дома. Я говорил об аэродроме, о том, что с его строительством поселок станет крупным транспортным центром, что к каждому из них сможет теперь прилететь по вызову врач; охотники слушали мою бойкую речь, посмеивались в бороды, но на воскресник пришли. Когда спилили деревья, пришлось освоить профессию взрывника. Рыл под пнями ямы, закладывал аммонал и едва успевал убежать от сыплющихся обломков. Пришел день, и площадка была готова. Я сам сшил из марли чехол ветроуказателя, выкрасил его, как положено, и повесил на шест, чтобы летчик видел направление ветра. Разве забыть и тот день, когда прилетел на мой аэродром первый самолет? Как сейчас вижу: вот он показался над верхушками дальних лиственниц, вот сник стрекот мотора, вот он стелется над самой землей, вот уже опустился хвост — летчик готовится сесть классно, на три точки. Лишь бы не дал козла, лишь бы все было хорошо! И все было хорошо.

А потом строили бревенчатое здание для аэропорта с командной вышкой в виде мезонинчика, потом строили склады, потом приехали метеорологи и радисты, и мы стали принимать самолеты по всем правилам. Окольно было еще хлопот, сколько волнений! Помню, целый месяц доставал в соседнем городе старенький бульдозер, чтобы было чем расчищать снег на поле — ведь до этого мы трамбовали его ногами, иной раз сутками длилась такая работа. Помню, как, не долетев до нас, приземлился на вынужденной «Як» с почтой и я бросился в тайгу, заблудился, ночевал в тайге, без оружия... Случилось так, что вместе с этими постоянными хлопотами пришло и личное счастье — ну, это уже вопрос, как говорится, особый. Что ж, летчика из меня не вышло, зато работа была какой-то предметной, что ли, ощутимой: вот он, аэродром, вот они, антенны передатчиков, все, что было создано своими руками. А сколько друзей оказалось, искренних, скажу я вам, верных друзей! Летчиков, и тех, кто жил в наших краях — охотников, врачей, геологов. И каждый день я понимал, что нужен им, по-настоящему нужен. Не подумайте, что я хвастаюсь. Нет, дело-то мое, я сам понимаю, небольшое, местное дело. А для меня оно важно. Вот вы заговорили о смысле жизни...

— Да куда же вы теперь направляетесь? — спросил историк.

— На сессию, — просто ответил начальник аэродрома. — Надо учиться, хозяйство наше усложняется!..

* * *

Я живу на севере Иркутской области, в поселке, рядом с которым строится первая в нашей стране мощная гидроэлектростанция в зоне вечной мерзлоты. Поселок обступают мрачные гольцы, поросшие редким лесом, — чем выше, тем реже лесок, а вершины их почти лысы, голы; отсюда, должно быть, и местное название сопок. Здесь район золотоискателей. Говорят, именно здесь жили прототипы героев шишковской «Угрюм-реки».

Поселок, разумеется, новенький, весь насквозь вкусно пропахший свежей сосновой щепой. Тут же, рядом с двухэтажными общежитиями и коттеджами типа «Арктика», ряды палаток — в них жили первые гидростроители, в них живут и теперь. Меня особенно интересуют палатки — их населяют самые молодые, крепкие ребята из неустанно прибывающего пополнения. Здесь они зарабатывают свой «ценз оседлости», пока не переведут их в бревенчатые дома.

Я хожу по палаткам, знакомлюсь с неунывающими их хозяевами, хлопцами и девчатами, приехавшими из самых дальних краев. Исподволь подвожу некоторые статистические подсчеты. Пытаюсь подчинить арифметике сложные мотивы, побудившие добровольцев к переезду в эти не слишком-то мягкие по климату места. Получается довольно любопытная картина.

Большая часть молодежи — примерно около пятидесяти процентов — это энтузиасты чистой воды, романтики, которых привел сюда зов сердца, комсомольский долг. Путевку, полученную в райкоме комсомола, они считают главным своим документом, гордятся ею. Это замечательный народ, пылкий, отзывчивый, надежда и опора всего строительства. Часть переселенцев — это народ чуть постарше, перешагнувший рубеж двадцатилетия, — приехала сюда с твердым намерением устроить свою жизнь, прочно обосноваться на новых местах, обзавестись семьей, приобрести хорошую, твердую специальность. Мотив, который можно считать очень серьезным. Из таких многие по окончании стройки не уезжают из поселка, становятся эксплуатационниками. Их примерно около трети. Немало и тех, кто приехал сюда в расчете на высокие заработки. Они составляют, может быть, процентов пятнадцать-двадцать от общего числа строителей.

Я не спешу обзывать их охотниками за длинным рублем. Конечно, есть среди них и летуны, ненавистная хозяйственникам категория. Но многие из этих двадцати процентов работают толково и споро и не обуяны «охотой к перемене мест». Кто высылает деньги мамаше, кто экономит зарплату для будущего — для учебы, для постройки дома где-нибудь в сибирском колхозе. Словом, категория разношерстная, и далеко не всем из них можно отказать в симпатии.

Есть и группа, стоящая особняком. Их мало, но они как-то заметны. Это те, кого побудили к переезду личные неурядицы. В недавнем прошлом у них семейная или иная драма, нередко неудача в любви, работать с ними тяжело — требуется особый подход, а не каждый бригадир или прораб отличается педагогическим чутьем. Когда я делюсь с редактором местной газеты своими статистическими выводами, он именно эту последнюю категорию подчеркивает красным карандашом и с-сомнением покачивает головой. «Как-то не показательно...»