Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1962 год

Это алмазный цех страны.

Память назойливо спрашивает: это Мирный, тот же самый Мирный?

Город просыпается глубокой ночью: ведь солнце восходит за два часа до полудня. Мороз — минус 45. Тянет утренний ветерок. С ветерком стужа свирепа, как кипяток. Визжит под ногами снег, будто ему на мозоль наступили.

Холодное, серое марево окутывает город. Стены домов оштукатурены инеем. Начинают постукивать топоры, сначала украдкой, потом звонко, словно по металлу.

Строители возводят дома на сваях: ведь здесь вечная мерзлота. Если поставить дом с утепленным фундаментом, то летом постройка покосится: стены или опустятся в грунт, или, наоборот, выпрут из грунта. Зимой плохо промерзшая земля под зданием вспучится — и дом, в конце концов, разрушится. Свайные опоры стоят прочно: подполье проветривается летом и равномерно промерзает зимой.

Между домами, будто арки, перекинуты трубы парового отопления. Их тоже нельзя зарывать в землю. Иначе и зимой между постройками будет топь.

Пришел сосед по номеру гостиницы. Обычный диалог: «Откуда?» — «Из Якутска». — «Алмазник?» — «Кинотехник». — «Испортилось что-нибудь?» — «Нет. Широкоэкранный кинотеатр монтируем. «Алмаз» называется».

По улице, добродушно урча, ползут на работу двадцатипятитонные самосвалы, пялят в сумрак оранжевые глаза фар. А из тонких жестяных труб, вылезающих сбоку из кабин, вьется этакий веселенький дымок с искорками. Дымок этот немножко коптит славу конструкторов, вполне заслуженную, впрочем. Но, видно, не рассчитывали конструкторы, что их машины пойдут дальше умеренного климатического пояса. Шоферы исправили пробел в конструкции по-своему: поставили в кабинах крохотные «буржуйки».

По утрам небольшие стада «ЗИЛов» и «МАЗов», терпеливо пофыркивая, поджидают своих хозяев у столовой. Моторы выключать нельзя — замерзнут. То и дело хлопает дверь, ведущая в обеденный зал, и из облаков пара выныривает очередной посетитель. Он крякает, натужно улыбается скованным морозом лицом — ходить бородатым или небритым считается дурным тоном, — снимает пальто и, поеживаясь, потирая руки, идет мимо столов с горками отличнейшего мирненского хлеба к кассе. На завтрак — обед, на обед — два обеда, на ужин — еще обед. Мирненцы не чревоугодники — мороз...

В столовой на двери часто ломаются ручки. И не только в столовой, но и в парикмахерской, в магазинах, на почте... Мирненцы не буяны и не чемпионы-силачи — опять все дело в морозе!

При минус пятидесяти и сталь становится более хрупкой.

— Ручки у дверей — это еще что! — мой сосед по столу, широко улыбаясь, подмигнул сотрапезникам. — Вот недавно на руднике монтировали пятикубовый экскаватор. Лопнул трос. Десятитонная стрела упала и разбилась на три части. Как стеклянная.

За столом рассмеялись. Смеялся и я. Над теми, кто пытался меня разыграть. Потом проверил. Оказалось — правда. Разбилась стрела.

Что ж, люди вправе шутить и над сталью, коли она сдает.

Глава вторая, в которой часто повторяется слою «история», потому что эта глава как раз и посвящается началу истории города Мирного

По крохам я собирал факты из истории алмазограда. Рядом с мелочами оказывались события крупные, значительные, явно несущие в себе дух героизма. Например, история с доставкой энергопоездов. Долгое время город и предприятия сидели на голодном электрическом пайке. Наконец в Усть-Кут (по железнодорожному справочнику это Лена, по речному — Осетрово) прибыли пять энергопоездов. Их предстояло демонтировать, погрузить на баржи, сплавить на сотни километров вниз по реке, а потом снова собрать.

Но решили сделать иначе. Не демонтировать поезда. Поставить рельсы на баржи, загнать на них составы, а в Мухтуе вывезти на берег. Смелая мысль. Это все равно что перевезти на обычной лодке легковую автомашину. Но речники и энергетики совершили то, что казалось невозможным. Алмазные фабрики и Мирный получили энергии вдоволь и на несколько Месяцев раньше, чем можно было ожидать.

Монтажники в кратчайшие сроки закончили и линию электропередачи от Мухтуи до Мирного. Сейчас ЛЭП тянется к новорожденному городу Чернышевску. Он назван так в честь великого русского демократа Н.Г. Чернышевского, который отбывал ссылку в этих местах.

И, конечно, людям, что дали городу это имя, будущее представляется не в снах, как в романе «Что делать?». Они стали непосредственными участниками великих преобразований, совершаемых просвещенным, вооруженным наукой и техникой народом, они и есть те самые люди будущего, о которых всего сто лет назад мечтал Николай Гаврилович.

Собственно, с рассказа о таких людях и начинается история юного города, история первой его улицы — Ленинградского проспекта. Об этом я узнал от первого историка города Петра Вечерина, который очень помог мне в моих исторических изысканиях. Вечерни — учитель. Окончил исторический факультет Якутского педагогического института. Потом его выдвинули на профсоюзную работу. Сейчас он председатель объединенного постройкома Вилюйгэсстроя. Вечерин написал дипломную работу, которая посвящена возникновению и строительству Мирного.

Вечерин и рассказал о начале освоения якутского алмазоносного бассейна.

Это произошло вскоре после декабрьского Пленума 1956 года. Промышленность страны остро нуждалась в алмазах. А первая разведка трубки «Мир» показала, что по запасам и содержанию алмазов она является месторождением с будущим.

Но для создания рудника в сердце Якутии, среди глухой тайги, требовалось много средств, техники, людей. И страна дала все это.

К тому времени от ближайшего порта на реке Лене — поселка Мухтуя — была уже проложена зимняя дорога. В ноябре началась регулярная перевозка первоочередных грузов. Население Мирного насчитывало около семисот человек. Из деталей финских домиков геологи собрали клуб. Работала первая школа. Правда, все четыре класса размещались в одной комнате и занятия вела одна учительница.

Уже в январе 1957 года был образован трест «Якуталмаз».

И в те же дни первые патриоты получили комсомольские путевки на строительство алмазного цеха страны. К пионерам строительства Мирного и адресовал меня Вечерин.

Глава третья, в которой вы познакомитесь с тремя самостоятельными парнями, а также узнаете, что такое «белое безмолвие»

Михаил Лейконен критически огляделся.

Снег. Низкорослые голые лиственницы стояли редко. Их раскинутые а стороны ветви словно пытались загородить дорогу. Лиственницы были похожи на кресты.

Лейконен недовольно фыркнул:

— А еще говорили, «непроходимая, дремучая тайга». Да здесь от ствола до ствола не докричишься.

Потер щеку, добавил:

— Вот мороз — настоящий.