Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1962 год

Но Мартинес не обратил на меня никакого внимания. Он постоял, уставившись в землю, а затем произнес:

— Ладно!

И парень остался.

Мы все дальше и дальше забирались в лес.

В середине августа у нас уже было сложено три костра, и теперь мы снова могли заняться своим.

Парню мы все объяснили как есть.

— Этот костер наш, и Фиденсио получит свою долю. На этом костре ты ничего не заработаешь.

Он не произнес ни слова и продолжал работать, словно участвовал в доле.

Ночь, когда мы сложили костер и обложили его землей и дерном, была лучшей из всех, что мы провели на Кайо, несмотря на все наши мучения. Мартинес поднялся на самую макушку костра, чтобы зажечь его. Мы видели, как сосредоточенно он работал там, наверху, на гребне деревянной горы. Казалось, он стоит совсем близко к звездам, сверкающим над его головой. Костер удался на славу...

На третий день Исленьо пожаловался на боль в животе. Затем у него началась рвота. Ему пришлось остаться в ранчо. Теперь мы разговаривали друг с другом только о самом необходимом.

Опытный угольщик может выдержать при умеренном ветре до трех суток без сна, но когда появляются москиты, то нет такого святого, который не проклял бы эту жизнь. Не спасает даже дым черного мангле.

Наступила ночь, когда нам пришлось оставить парня одного следить за костром. Так приказал Мартинес, и мы, сказать по правде, в душе желали этого.

Боже, как я спал! Я свалился замертво, словно глаза мне завалили землей и камнями. Последнее, что я услышал, был кашель Исленьо. И то он успел, наверное, кашлянуть всего раза три. Дальше я ничего не помню.

Не знаю, кто закричал первый и который был час. Я вскочил и стремглав выбежал из ранчо. Мартинес и Андрее уже бежали впереди. Между деревьями проносилось дыхание огня. Ветки и стволы сверкали красными отблесками, и их отражение танцевало в воде. Пылал костер из яны! Макушка костра уже была охвачена языками пламени. Мы бросились искать парня и нашли его здесь же, около болота. Он лежал лицом вниз и плакал. Андрее выругался и угрожающе замахнулся палкой, Мартинес остановил его, я приподнял голову парня. Все его лицо и руки были в ужасных ожогах: он один пытался побороть пламя. Я увидел испуганные глаза Андреса, а затем лицо Мартинеса, спокойное и твердое.

В тот год мы выжгли много угля. Да что толку! Большую часть получил хозяин участка. Нам досталось немного. А после того как мы перенесли парня на посудину толстяка и он оказался далеко от всех наших дел, мы пропили весь наш заработок. В одну из таких ночей за стаканом вина кто-то сказал Андресу и мне, что Фиденсио умер.

Когда наша злость и досада понемногу улеглись и стало прохладней, мы возвратились домой.

Выйдя на маленькую пристань, я увидел мать Мартинеса. Как и во время прощанья, она стояла на пороге дома. У ее подола жались трое ребятишек, очень серьезные, в новых ботинках.

— Чьи это? — спросил я Мартинеса.

— Внуки Фиденсио, — сказал он. И обернулся в сторону Кайо. На горизонте с трудом можно было различить едва заметную серую точку.

Перевод с испанского М. Филипповой Рисунок П. Павлинова

Кольский полуостров. Гора Расвумчорр. Ее вершина состоит из чудесного камня... Но как вывозить этот камень, если гора неприступна, вершина ее уходит в облака и добираться к плато, где находятся карьеры, можно только на вездеходе?

Инженеры и ученые предложили смелое и оригинальное решение — прорезав подошву Расвумчорра горизонтальными тоннелями, «просверлить» гору и по вертикали — с вершины до основания. Сделать таким образом рудоспуск и ссыпать по нему руду. Внизу, под рудоспуском, в горизонтальных тоннелях будут курсировать поезда, вывозить добытый камень. Руда пойдет самотеком, как песок по стеклянному желобу пробирки...

Круто вздыбленная стена Расвумчорра сияет снежным блеском. У подножья стены — вход в тоннель. Первые сотни метров шахтеры проходят, освещая путь переносными лампами. Но вот темнота сменяется ярким светом. Электрические светильники гирляндами тянутся под каменным потолком. Красота необычайная. Иссиня-черный гранит, сверкающие, как алмазы, вкрапления слюды. Тоннель просторный, гулкий, он словно печатает эхо десятками экземпляров и рассылает их далеко-далеко.

Тоннелями уже пронизано все гигантское подножье Расвумчорра. Семикилометровые коридоры пролегли в гранитной толще.

Повсюду слышны удары механических молотков. Здесь трудятся люди разных специальностей: взрывники, откатчики, проходчики. И первые среди них — молодые рабочие Анатолий Куликов, Николай Харченко, Виктор Типунов. Ребята знают, тоннель очень нужен. Он поможет овладеть богатством сказочной горы со столь причудливым названием.

Что же за богатство таит в себе Расвумчорр? Это апатит, камень плодородия, из которого вырабатываются ценнейшие удобрения для сельского хозяйства.

Мартовский Пленум ЦК КПСС поставил перед нашей промышленностью задачу первоочередной важности: в достатке обеспечить сельское хозяйство первоклассными удобрениями. Освоение кладов горы Расвумчорр — это и есть ответ шахтеров Заполярья на призыв партии.

К. Барыкин

Из шотландского дневника

Серое, хмурое утро. Окно гостиничного номера выходит на крыши. Жирный блеск мокрой черепицы. И трубы, трубы, трубы... Сколько каминов в каждом доме, столько труб. Торчат на крышах целыми обоймами. Дымки, почти невидимые в легком тумане, льются над Эдинбургом — древней столицей Шотландии.

Мокрые плиты тротуаров Принсес-стрит — главной улицы города — ведут в старый дворец. Когда-то здесь жила Мария Стюарт. В темной, мореного дуба галерее портреты королей. Галерею создавали, видимо, спешно. Это и привело к тому, что все коронованные бородачи похожи друг на друга.

Другой конец Принсес-стрит упирается в холм. На нем — крепость: зародыш нынешнего города. Солдат на часах. В юбке, в клетчатой пилотке. Рядом крепостные ворота, ров, стены, позеленевшие от времени. Если влезть на стену и посмотреть вниз, увидишь улицы современного города, сияющие витрины с четырехглазыми американскими автомобилями.

Это смешение искусственно оживленной двадцатым веком старины с современностью проявляется здесь во всем.

В Эдинбургском университете студенты с гордостью рассказывали о студенческих дебатах. Говорили о мастерстве некоторых ораторов, об их замечательном умении заставить слушать себя, о риторических поединках факультетских любимцев.

— А о чем ведутся дебаты? — спрашиваем мы.

— Обо всем.

— Ну, а все-таки?

— Мы обсуждаем те же вопросы, что и в парламенте. И часто оказывается, что думаем мы о тех или иных вещах по-разному. Наше мнение, выработанное в дебатах, направляем в Лондон...