Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1976 год

В десять утра у нас на крыше появился невысокий молодой человек в ярко-красной чубе. При виде меня лицо его озарилось улыбкой. Он сообщил, что король прислал двух лошадей и ждет меня в своем летнем дворце. Добрый знак!

...Жаль, что никто нас не видел при выезде из города,— я казался себе рыцарем, скачущим с верным оруженосцем к монарху. Маленькие лошадки — я обратил на это внимание еще во время первой экспедиции по Гималаям — удивительно выносливы и не знают равных в беге по горам. Нет ли какой-нибудь связи между мустангами, известными во всем мире, и здешним королевством? Увы, нет. Наименование дикой лошади происходит от искаженного испанского «мостренго» (дикий), и оно бытовало задолго до того, как в 1852 году королевство Мустанг окончательно стало Мустангом.

За холмом показался Тренкар — деревня в двадцать домиков, собственное имение короля.

Встреченный крестьянин показал нам, где живет король.

Возле массивного деревянного портала я спешился. Никого не видно. Входить или нет без приглашения? Оглядываю дворец. Это, без сомнений, один из прекраснейших образцов тибетской архитектуры — большое строение с грациозными геометрическими пропорциями. В Мустанге, очевидно, немало подобных сооружений. Если говорить о традициях, то достаточно вспомнить, что лхасский дворец далай-ламы Потала, построенный триста лет назад, имеет девятнадцать этажей. Следовательно, до 1950 года он превосходил по высоте все здания Европы.

Поразительно, почему до сих пор этот край не привлекал внимания исследователей?

Таши напомнил мне, как нужно подносить ката — белый церемониальный шарф: низко склониться и протянуть один конец, а второй держать у груди в знак нижайшего почтения. Затем следует положить шарф перед королем. Если он коснется его, это будет означать благосклонность; если не заметит подношения — значит, я ему безразличен. Ну а если король обернет ката вокруг шеи, это следует понимать как знак сердечного расположения.

Из ворот вышел оборванный мальчишка и сказал, что мы можем войти. Во дворе старый слуга в знак приветствия высунул язык и забрал лошадей. Я никак не мог привыкнуть к предписанному вытягиванию языка: у меня это не получалось даже в детстве на приеме у врача.

Перед фасадом торчала высокая мачта с молитвенным флагом. Едва мы сделали несколько шагов, как навстречу кинулся громадный пес со вздыбленной шерстью. Мальчишка цыкнул на него и схватил за ошейник. Мы настороженно двинулись дальше, к деревянной двери в углу двора.

Надо мобилизовать все внимание: от этой аудиенции зависит исход всего пребывания в стране. Жители страны Ло, несмотря на открытые улыбки, проявляли сдержанность, едва я начинал расспрашивать их об истории и обычаях Мустанга. Они считали, что знания подобного рода — удел грамотных людей, а те не станут откровенничать со мной без благоволения короля.

Следовало во что бы ни стало получить согласие короля. Но как объяснить ему, что информация, которую я желаю собрать, не имеет отношения к политике? Трудно оправдать любознательность одними лишь заверениями в ценности подобного рода сведений для науки. Сложный период, переживаемый Мустангом, заставлял его жителей с оправданной подозрительностью относиться к слишком пристальному вниманию со стороны иностранцев.

Вот и зал. Поднимаю голову. Помещение освещено солнцем, чьи лучи пробиваются сквозь полупрозрачную бумагу. Когда глаза привыкают к полумраку, замечаю четыре деревянные колонны, поддерживающие потолок и украшенные желтыми, голубыми, золотыми узорами. Пол земляной, как во всех без исключения мустангских жилищах.

Вдоль стены сидели человек двадцать мужчин, в молчании взиравших на меня. Я понял, что это королевский двор. У противоположной стены на низком деревянном сиденье в форме трона, покрытом подушками, восседали, подвернув под себя ноги, двое. На секунду я заколебался: который из них король? Перед обоими на низеньких столиках стояли серебряные чашки. Тот, кто был помоложе, указал рукавом своей чубы на пожилого человека, сидевшего спиной к окну. Не было произнесено ни единого слова.

Я неловко согнулся пополам и, стараясь не потерять равновесия, положил край ката к ногам короля Ангуна Тенцинга Трандула. Затем ту же манипуляцию проделал Та-Ши, надо сказать, с куда большей ловкостью. Молчание не прерывалось. Выдержав паузу, пожилой король слегка раздвинул губы в улыбке и царственным жестом показал нам на два коврика рядом с ним. Я сел, запихнув под себя руками нижние конечности.

Весь двор смотрел на нас. Я тоже украдкой несколько раз бросил взгляд на короля. Рядом с троном ворковал в большой клетке голубь, между придворными и монархом мирно гуляли щенки — штук пять-шесть, не меньше. Сам зал являл собой удивительное сочетание роскоши и деревенской грубости, так характерной для средневековья. За исключением собак, никто не смел шелохнуться. Неожиданно из-за трона показались две курицы; одна нахально вскочила на золоченый резной край королевского столика и оставила там свой след. Я весь сжался, ожидая, что будет, но никто не обратил на это внимания.

Король слегка склонил корпус, взял дивной работы фигурный кубок, сплюнул в него и произнес:

— Каре ре? (В чем дело?)

— Мы прибыли изъявить нижайшее почтение вашему величеству, — пробормотал Таши.

Было условлено, что он заговорит первым: Таши знал изысканные выражения, принятые при обращении к важным персонам. Эти слова отличаются от разговорного тибетского языка, которым я владел. Таши очень волновался и нервно пытался спрятать руки в рукава моей французской куртки, но они не так просторны, как у тибетской чубы. Мне было куда легче скрывать волнение.

Королю было на вид лет шестьдесят пять. Как и все его придворные, он носил длинные волосы, заплетенные в косы, собранные на макушке и перевязанные веселой розовой ленточкой. На нем была очень элегантная чуба из темно-красной материи, подбитая стриженой овчиной. Суровое лицо выглядело усталым. Тяжелые веки почти не поднимались. Желая прервать невыносимое молчание, я начал:

— Простите меня за то, что я говорю по-тибетски как деревенщина...

Король удивленно вскинул веки — он был явно шокирован тем, что я первый заговорил с ним: это звучало непочтительно и вульгарно. Но по придворным пронесся шепот — видимо, мое знание тибетского произвело эффект. Ангун Тенцинг Трандул широко улыбнулся, лед был сломан, и я чуть-чуть успокоился.

Король осведомился, откуда я.

— Из Франции. Это очень далеко.

— Франция ближе к Лхасе или к острову Америка? — уточнил его величество.

Как и большинство его подданных, он был убежден, что Земля плоская и имеет форму полукружья, обращенного диаметром на север. Полукруг зовется «Южным миром» и окружен со всех сторон океаном, в котором плавают острова. Те, кому доводилось слышать об Англии и Америке, уверены, что это небольшие острова. Центр мира — Лхаса, расположенная точно в середине диаметра полукружья. Не зная, где бы отыскать место для Франции в этом мире, я сказал, что она сосед Англии, но отделена от нее.