Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год

Мысли старика текли прихотливо, перебивали одна другую, путались. Они были приземлены жаждой. И даже близость смерти, которую не так давно Ати принимал как особый вид временной немилости богини, превратилась в обыкновенность, ибо старик уже не мог выделить себя из числа прочих жрецов оракула. А те, остальные, умерли сегодня.

Кто мог предсказать, что святилище Белой Матери, словно чудом воспрянувшее после набега Фарнака, погибнет окончательно? До последнего храма, до последнего человека. Всего через несколько зим. А он, главный жрец, почти сто лет встречавший солнце на холме, будет прятаться в узкой пещере-крипте под храмом, изнемогать от жажды и, словно последний пахарь, бояться жалкой смерти...

Совсем стемнело, и Ати решился выползти из крипты. Его убежище не попалось на глаза пергамцам, потому что еще в фарнакский разгром его прикрыло глыбами и черепицей, упавшими во время пожара верхнего храма. И Ати, когда молодые жрецы хотели расчистить ход, велел им воздержаться. Времена были опасные, и храмовые сокровища оставили там, в глубине. Только старинную статую Белой Матери, в локоть длиной, уродливую, толстогрудую, с лицом, еле намеченным грубыми линиями, вытащили и поставили на алтарь.

Этой статуе было много лет. Никто не помнил, когда и кто принес ее на холм. Говорили даже, что она всегда была здесь, со дня сотворения мира. Может быть. Другие статуи, сделанные в Куттайе, или в нижнем городе, или привезенные из Милета, стояли у алтарей нижних храмов. Они были совершенны, они были красивы, но они не принадлежали атому месту, как горы, лес, ветер.

Белую Мать никогда не показывали паломникам. Только жрецы могли пройти внутрь храма, увидеть, как верховный жрец приподнимает на мгновение белое покрывало со статуи и пламя светильников заставляет ее улыбаться.

Когда воины Фарнака штурмовали город и каменные ядра катапульт рушили стены нижних храмов, Ати вошел в святилище, поднял тяжелую статую, завернутую в белое, ветхое от времени покрывало, и потащил в крипту. Так впервые за много столетий Белая Мать покинула свой постамент. Руки смертного не могли дотрагиваться до священного камня. Руки смертных — но не руки жреца Ати. Тогда он еще искренне полагал, что стоит над всеми прочими.

Белая Мать пролежала две недели в крипте, заваленная ветхими тряпками и старыми сосудами. Воины Фарнака искали ее, как искали и золотое руно. Они были во власти иллюзии. Кто-то уверил их, что Белая Мать сделана из громадного алмаза. Целая статуя из алмаза. И они верили. Жрецов спасло только то, что Фарнак спешил. Он приказал не убивать и не пытать их. Если бы воины задержались хотя бы на день, на два, они бы ослушались своего царя — ведь они были наемниками.

А через две недели после ухода Фарнака к морю, когда опоздавший, безнадежно опоздавший отряд из Куттайи остановился лагерем на нижней террасе, когда уцелевшие жители возвращались в селения, горький слух о том, что погибло не только святилище — исчезла, покинула колхов Белая Мать, был для многих горше, чем вид сожженных домов. И жрец Ати глубокой ночью извлек статую из крипты и поставил на место.

Утром ее увидели жрецы. Тут же было сообщено командиру куттайского отряда о чуде. И через час об этом знали все люди, от Сулори до Фасяса, разграбленного Фарнаком. Белая Мать вернулась к колхам. Святилище бессмертно.

Ати никому, даже ближайшим старым жрецам не сказал о том, как на самом деле оказалась богиня в храме. Он и сам вскоре стал думать, что она вернулась по своей воле. А он лишь выполнил ее повеление. Ати был склонен к абстрактным рассуждениям — он много читал греческих философов: изощренная логика их была полезна и порой забавна.

...Теперь же, выползая из крипты в темный сумрачный вечер, Ати подумал, что вряд ли сможет вновь вытащить Белую Мать.

А когда, выбравшись на четвереньках из ямы внутрь того, что еще недавно было храмом, Ати смог наконец оглядеться, он понял, что вторично статую и незачем вынимать. Святилища больше не существовало. И храмов не существовало. И людей не было. Старый жрец, мудростью своей и мудростью древних философов постигший причины людских деяний, понимал, что гибель святилищу принесли не пергамцы, а тот, первый враг — Фарнак. Его солдаты разграбили город, сожгли и уничтожили все, что не смогли унести. Опустели сокровищницы храмов, хранилища вина и зерна, что скапливались столетиями в руках жрецов. За годы затишья никто не смог восстановить потерь — да и откуда было найти богатства, уничтоженные Фарнаком? Власть царей в Куттайе давно уже шаталась, ибо князья порой были сильней царя и меняли царей, когда им это было удобно. Царство рушилось — недаром оно искало сильных союзников, и ошибки в поисках их были ударами, приближающими гибель.

Когда вновь пришли завоеватели, храмовый город пал к рассвету следующего дня. Фарнаку он сопротивлялся почти неделю. Пергамцам — день.

А ведь легенды живучи. Пергамцы тоже пришли за золотым руном и были озлоблены пустотой сокровищниц. Они не пощадили никого Из тех, кто не успел убежать из города. Никого. Они так и не поверили в то, что сокровищ нет... «Удивительно, — думал старик, выбравшись на склон и в последней синеве дня глядя вниз, на нижние террасы, где еще вчера теплилась жизнь, — удивительно, как тщательно и беспощадно может стереть целый город с лица земли десятитысячная солдатская орда. Строили город столетиями — добили за день. Сам он, Ати, еще жив, но и его нет среди живых. Обрывки белой одежды — когда-то белой — кое-как прикрывали наготу темного старческого тела. Нищий старик. Наверное, таких сейчас немало бродит вокруг — бездомных, никому не нужных стариков. Не он, Ати, давал жизнь и значение храму. А кусок белого камня кормил его, старика, и многие поколения тех, кто был здесь до него. Кусок камня, спрятанный в глубине черной дыры...» Ати, шаркая босыми ногами по теплой еще от горячего солнца и пожаров дорожке, стал спускаться вниз, туда, где была вода...

3

К вечеру определились контуры засыпки. Отар Лордкипанидзе долго стоял на перемычке над четко обозначенным завалом. Завал шел наклонно вниз, к шахте уже вскрытого погребения.

Все полагали, что это часть засыпки соседнего погребения. Кувшинчик и плошка попали туда случайно. И ничего не будет. Но все равно необходимо вскрывать слой засыпки с тем же тщанием, с каким вскрывали бы богатейшую из гробниц.

Отар тоже не верил в погребение. Хотя приятнее было бы тешить себя надеждой. Например, тем, что в экспедициях (так уж повелось со Шлимана) лучшая из находок часто падает на последний день.

Можно было снимать засыпку.

Под первым слоем известняковых плиток лежали кости. В двух местах. Вернее, это были следы костей, перемешанных, переломанных, и определить, кому они принадлежали, было невозможно.