Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1973 год

Знаю я о Конько мало: работал инженером на Братской ГЭС, в тридцать восемь лет назначен главным инженером Зейгэсстроя, интересный собеседник. Надеюсь о последнем его качестве узнать подробнее, для этого и выбрал вечерние часы.

Положив наконец трубку, Владимир Васильевич сказал как бы про себя:

— Мне бы его заботы... И снова телефон.

— Да... — долго слушает и вдруг говорит: — Только этого не хватало. Вы понимаете, что значит пропустить плоты через гребенку?.. Буксировщик?.. Вы же знаете, что случилось с баржей...

В дверях появился в полной экипировке капитан-наставник. Конько глянул на него и, проговорив в трубку: «Да, пришел», — положил ее на рычаг.

Раньше, до строительства плотины, лес с верховьев Зеи перегоняли плотами в низовье. Теперь плотина встала преградой на пути леса. В двух-трех километрах выше плотины построили перевалочную базу, куда из зоны затопления поступает лес. Отсюда его грузят на машины и везут в порт. Расстояние большое, да и затраты немалые. К тому же перевалочная база не успевает принимать и отправлять лес... Речники решили пойти на эксперимент: пропустить буксировщик с плотом через гребенку плотины. Подобной практики в стране еще не было.

— Мы изготовили специальный малогабаритный плот, — убеждает Анатолий Григорьевич Воронов. — Ширина пятнадцать метров, длина восемьдесят. Шестьсот пятьдесят кубометров леса.

Капитан-наставник быстро вычерчивает на листке гребенку плотины, широкий пролет и в нем, как обычно, впереди буксировщик, а за ним, на тросе, плот.

— Нет, — говорит Владимир Васильевич, разглядывая рисунок. — А если так? — И, зачеркивая буксирный катер, набрасывает другой рисунок: в середине плот, сзади — носом к нему один катер, а впереди — кормой к плоту, вплотную — второй катер. — В общем, не знаю пока, надо подумать.

— Подумайте, Владимир Васильевич, — соглашается Воронов. — Я завтра загляну...

Конько снова откинулся в кресле, задумался и неожиданно предложил:.

— Хотите посмотреть фотографии? — Достает из сейфа снимки и протягивает мне.

Я смотрю на деревянный сруб в зарослях, похожий на большой деревенский колодец, и думаю: «К чему бы это?»

— Говорят, что наша ГЭС — первенец на Дальнем Востоке, — тихо проговорил Конько. — Я увидел эту деревянную гидроэлектростанцию в шестьдесят четвертом году, когда только приехал и знакомился с этими местами. Ее строили плотники на реке Гулик. Здесь недалеко... Все собираюсь туда... Говорят, есть там человек, который помнит, кто и как строил. Станция, правда, сгорела, но «культурный слой» остался, торчит рабочее колесо турбины. Видимо, строили особо даровитые люди...

Шофер «газика» Саша Суязов был настроен скептически. Он сразу сказал:

— До деревни Гулик доедем, а речку нам не пройти.

Ломакин молчит, не реагирует. Обычно я встречал его на эстакаде, в деле, а теперь все осталось далеко, и он, откинувшись на заднем сиденье, вяло наблюдает за дорогой. Непривычно видеть его отдыхающим, выключившимся. Всем своим видом он как бы говорит, что ему все равно, найдем ли мы эту деревянную ГЭС или нет. Просто он согласился поехать со мной, и все.

Саша — крупный, спокойный — молчит всю дорогу и, только когда выезжаем за пределы города, к полям, говорит:

— Мой двоюродный брат строил эту станцию. Сейчас он в Благовещенске.

— Когда это было? — иронично спросил Ломакин.

— Кажется, в пятьдесят втором...

— Так напиши ему. Пусть приезжает теперь, посмотрит нашу...

Оказалось, что деревня всего в восьми километрах. У первого же двора остановились и подошли к сидящему на завалинке старику.

— Как же, знаю... Был там два года тому. Выйдете в поле, — он показал в противоположный конец деревни, — и идите прямо на сопку, где лобовая сторона. Правда, дороги заросли, не знаю, найдете ли: надо перейти речку, а она все время петляет на той стороне.

Предлагаем старику поехать с нами.

— Не-ет, — тянет он. — Мне в поле... У нас тут есть Худяков Сергей Афанасьевич, слесарь-наладчик, это по его идее строили.

— А где найти Худякова? — спрашиваю.

— В поле, где же ему быть?

Впереди открылось скошенное овсяное поле. Вместе с полем повернули к лесу и сквозь деревья увидели сильно накренившуюся старую деревянную опору с проводами, запутавшимися в ветках тальника. Это был первый ориентир.

— Старик говорил, что должна быть заросшая дорога...

— Да, только не справа, — ответил Ломакин, заметив, что Саша перекладывает руль.

Саша себе под нос проговорил что-то терпкое.

— Ничего, поедешь к брату — будет что рассказать, — спокойно и насмешливо сказал Виктор.

Саша ведет машину через тальники. Подъехав к опоре, мы услышали слева шум речки, а впереди, сквозь заросли, увидели брод. Саша остановил машину, вышел на косу и бросил в воду камень:

— Темновато. — Кинул еще один, правее: — Вроде неглубоко?!

Брод проскочили удачно и выехали к заросшей дороге — справа разваленная линия электропередачи, слева березняк, а за ним стена хребта с краснеющим от багульника склоном. Дорога действительно заросла, и наш «газик» буквально продирается сквозь густые переплетения ветвей.

Кое-где в тени, под деревьями, еще лежит снег. Кажется, что дорога вот-вот оборвется, уткнувшись в сопку, а она все не кончается. Сквозь тонкоствольные березы показалась река, журчащая у самого подножия отвесного хребта. Подуло прохладой, потемнело.

— Смотрите: лед, — говорит Саша. — Значит, мы высоко забрались.

Лес все гуще. Саша так ведет машину, словно ясно видит впереди то, к чему давно уже стремился. От прежней неуверенности и следа не осталось.

— Котелок! — закричал вдруг Ломакин.

Саша затормозил. Виктор выскочил из машины и побежал. Я за ним. Действительно, над потухшим костром под двумя плотными елями на рогатках висит прокопченный котелок. Значит, недавно здесь были охотники. И вдруг за раскидистыми елями мы неожиданно увидели остатки здания гидроэлектростанции. И если бы не торчащее из середины строения колесо турбины, можно было бы принять этот сруб высотой в пять бревен за обгоревший блиндаж или небольшую спаленную огнем избу.

Длиной около шести метров, сооружение это засыпано камнями и завалено обуглившимися бревнами. Внутри деревянная лестница, ведущая вниз, но глубина тоже завалена камнем, горелыми чурками. Большего я разглядеть не могу, но «культурный слой», о котором говорил Конько, повел ребят дальше. Ломакин бегает вокруг, осматривает так, словно видит на этой заросшей земле все узлы плотины.

— Подводящий канал, — сказал он, указывая на канавку, которую мы с Сашей просто не разглядели.

Раздвигая руками колючие ветки, он идет как одержимый. Наконец эта канавка-канал вывела нас на невысокую стену. Ряжевая перемычка, подпертая камнями изнутри, с подмываемой стороны.