Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1984 год

Степан Варнавьевич Сорокин захотел показать мне передовую линию обороны Ижорского батальона. Тяжело опираясь на палку, он вышел на улицу Ленина, и мы поехали на автобусе, из широких окон которого хорошо был виден новый зеленый город.

— Во-он в той стороне школа имени Ижорского батальона. Ребята помогают мне, а я им помнить историю,— говорит Сорокин.— Они даже писали сочинение «Мои родственники в Великой Отечественной войне»...— Степан Варнавьевич задумывается и добавляет: — Как же им об этом не писать. Здесь же учатся внуки и внучки батальонцев Михалева, Назарова и Николая Рудзита...

Автобус сворачивает к бывшим поселкам колонистов — ныне здесь угодья совхоза имени Тельмана. Едем мимо улицы Оборонной, в садах которой тоже прячется старый дот.

— С двумя амбразурами,— поясняет Сорокин.— А вот, гляньте, впереди-то. Видите заросший вал? Нет, это не канава. Тут был первый ров... противотанковый. Хорошо бы здесь прошла улица Народного ополчения...

Сходим с автобуса на совхозной площади и идем по шоссе к реке Ижоре. Сорокин оглядывается вокруг:

— Той ночью мы шли на передовую дубовой аллеей. За деревьями дома совсем близко подступали к Ижоре. Квакали лягушки, и тяжело взлетали с воды утки. Да... А Ижора все та же...

Река у излучины лениво катила воды. Все так же неторопливо, как и много-много лет тому назад, когда провожала здешних жителей в военные походы на защиту древнего Новгорода. Все так же плыли листья по воде и всплескивала рыба, когда ижорские броневики обороняли Петроград и шли в атаку по берегам бойцы Ижорского батальона...

Пружинит под ногами трава. Заливается в солнечной голубизне жаворонок, трепеща от восторга крыльями. На зеленом выпасе тычется в бок матери жеребенок.

Душно. Степан Варнавьевич распахивает пиджак, подставляя ветерку грудь, смотрит на пушку, стоящую на постаменте, срывает и мнет в руке травинки.

— Заросла наша траншея — тут-то мы и держали оборону. Полз я вдоль этой дороги, и ничего ближе и милее не было этой серенькой землицы, политой кровью моих друзей...— Степан Варнавьевич помолчал, а потом тихо, как бы сам себе стал говорить стихи:

Ижорка. Колпинский завод.

Передний край. Война.

И снова воет и ревет

Смертельная волна...

Земля оглохла от пальбы,

И, небо заслоня,

Встают тяжелые столбы

Железа и огня...

Кто бывал в Колпине, стоял у памятника «Ижорский таран», поставленного в честь подвига ополченцев, наверняка запомнил на нем простую надпись: «Передний край обороны Ленинграда. 1941—1944 годы».

В. Лебедев, наш спец. корр. Ленинград — Колпино

Из нескольких дорог, ведущих от Будапешта к берегам Балатона, мы выбрали шоссе на Балатон-сентдьёрдь — оно казалось нам более свободным. Во всяком случае, машины шли по нему не таким уж сплошным потоком.

Было начало сентября, когда вода озера еще тепла и ласкова, а солнце горячо, но не жгуче, и люди ехали из больших городов к озеру провести конец недели.

Переночевать на природе в здешнем климате дело нетрудное: была бы палатка. Гораздо сложнее найти для нее место. Первые разноцветные шатры замелькали среди зелени мягких окрестных холмов, когда нам осталось ехать до берега еще минут двадцать. На машине. Пешком идти соответственно куда как дольше.

Хотя бывать на «венгерском море» мне до сих пор не приходилось, но от друзей я неоднократно слышал жалобы, что на балатонском берегу буквально негде ногу поставить. Однако людское многолюдье прекратилось, когда мы выехали на прямой путь к городку Балатонсентдьёрдь.

«Балатон» начинал длинное название не одного маленького города и деревушки в этих местах: Балатонмадьярод, Балатонуйлак... Но при этом удивительно было другое: чтобы попасть в наш город, пришлось свернуть с прибрежного шоссе и ехать от озера полчаса по довольно безлюдной, что странно в густо заселенной Венгрии, болотистой местности.

Как известно, географические названия не возникают случайно. Если существует село Верхний Сентласло, значит, обязательно есть Нижний Сентласло — именно этими эпитетами они и различаются. А все то, что связано с крупным географическим объектом — горой, рекой, озером,— обязательно находится рядом. Потому-то по топонимике — географическим названиям местности — можно определить, как выглядел край в иные, давние времена, когда люди осваивали эту землю и наделяли ее именами.

Случай с многочисленными Балатон-и-так-далее достоин включения в учебники по топонимике — такой он нарядный. Если посмотреть на старые карты, видно, что еще в конце прошлого века многие населенные пункты, отстоящие ныне от берега на километров двадцать пять — тридцать, стояли прямо у воды. И потому эпитет «балатонский» был для них вполне оправдан. Ведь не очень умелое регулирование вод в конце прошлого века привело к тому, что часть озера обратилась в болото. В 1922 году решено было осушить болота, но проект был составлен не очень грамотно, и «Визхиватал» — «Комитет по воде» буквально изнемог в столкновениях с землевладельцами. К тому же и средства все время урезали. Короче говоря, попытка осушения привела к тому, что болота распространились еще более. А озеро отступало.

Был когда-то у Балатона залив, врезавшийся в Залайские горы. Потом заболоченные участки суши соединились и отрезали залив. Получилось отдельное озеро, названное Кишбалатоном — маленьким Балатоном.

Ирригационные мероприятия начала нашего века привели к тому, что площадь чистой воды в Кишбалатоне вообще сократилась до половины квадратного километра: маленькое зеркальце в болоте между городками Кестхей и Фенекпуста.

Мы взяли курс на северо-запад и, обогнув юго-западную оконечность Балатона, выехали к его северным берегам. Они казались почти пустынными. Густые заросли желтоватого камыша высились у самой кромки, уходили далеко в воду. Тут было мелко, и какая-то огромная машина урчала метрах в пятидесяти от нас. Приглядевшись, я разобрал, что она косит камыш.

— Неплохой строительный материал,— произнес мой спутник Габор Миклош, архитектор.— Его спрессуют в плиты, которые пойдут на сельское строительство. Но, как говорится, цветет камыш, да не процветает от этого озеро.

Габор Миклош превосходно говорит по-русски и не упускает случая блеснуть каламбуром.

Река Зала и маленькие речки, впадающие в Балатон и приносящие почти половину воды в озеро, протекают по плодородной равнине, распаханной и обработанной до последнего гектара. Поля и виноградники начинаются вблизи от воды, отделенные от нее иной раз лишь узенькой полоской буроватого песка. И культивированную почву, мягкую и рыхлую, дожди обильно сносят в воду. К тому же в недалекую пору увлечения ядохимикатами и химическими удобрениями проникновение их в воды рек достигло опасного уровня: в мелких речках и в относительно крупной реке Зала начала исчезать рыба. Но, главное, речки и реки эти, впадая в Балатон, несли загрязнение и ему.