Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1984 год

Древнейший прием оконтуривания орнаментов или аппликаций сохранился в Монголии с V века — со времен древних пазырыкских и ноинулинских войлочных ковров. Он известен и у нас в Киргизии и Казахстане.

Я смотрела на изготовление войлока монгольскими мастерами и вспоминала слова венгерского этнографа Иштвана Видака, который не только изучил этот процесс у разных народов Евразии, но и сам с большим удовольствием валял войлок со своими учениками.

— Чтобы делать войлок,— говорил Иштван,— вам не нужно ничего, кроме рук человека и шерсти. Правда,— добавлял он,— нужно еще очень много труда.

Элеонора Новгородова, кандидат исторических наук Улан-Батор — Москва

Есть у меня большой и нарядный кувшин. По горловине бежит красноватый орнамент, на боку — толстая, крепко посаженная ручка тоже с узором, а от нее на «туло» спускаются расписные завитки — два бараньих рога. Кувшин этот из Таджикистана, из небольшого горного кишлака Усто-Шамс, и сделан он не на гончарном кругу, а вылеплен руками мастерицы Зарафо Рахимовой.

Кишлак Усто-Шамс — сосед знаменитого Гумбулака, одного из старинных центров таджикской лепной, или, как ее еще называют, горной, керамики.

Издавна в этих местах делали глиняную посуду. Не так-то просто было добраться из горного кишлака в долину, в город, на базар. То неожиданно сошедшая лавина надолго закрывала тропу, то вдруг обрушивались долгие ливни, разливались реки — и снова кишлак отрезан от больших дорог. Поэтому приходилось горцам почти все делать самим.

Поскольку женщины занимались домашним хозяйством, они и начали лепить немудреную посуду из глины. Гончарный круг так и не поднялся с равнин в горные кишлаки.

С раннего детства девочки-горянки учились гончарному мастерству у матерей.

Зарафо Рахимова не помнит, когда слепила первый кувшин.

— Лет восемь мне было тогда, не больше,— улыбаясь, говорит мастерица.— А сколько я их за свою жизнь сделала, не сосчитать. Да разве только посуду приходилось изготовлять? Немало и игрушек слепила.

— А почему гончарным кругом в ваших краях не пользуются? На нем ведь быстрее получается...

— Это только на первый взгляд. Я покажу, как мы делаем кувшины,— пообещала мастерица.

Зарафо постелила во дворе своего дома кошму, села на нее, что-то крикнула по-таджикски дочери Фатиме, и та принесла из сарая ком глины. Мастерица постучала по нему, бросила на фанерку, оторвала кусочек и начала раскатывать его между ладоней. Получилось нечто похожее на валик. Это была деталь будущего кувшина, и вслед за ней появились новые, разные по размерам и форме.

Зарафо быстро сделала «туло» кувшина, ловко прилепила к нему горловину, потом разгладила кувшин, легонько постучала по его бокам, наметила место, где должна быть ручка, и прикрепила ее. Весь процесс напомнил мне строительство блочного дома...

Мастерица поднялась, взяла в руки свежевылепленный, сырой кувшин, протянула его дочери и попросила отнести к другим кувшинам на солнцепек, к сараю. «Он должен подсохнуть, а уж потом я обожгу его».

Костер разложили во дворе. Зарафо аккуратно кладет в него кувшины. В огне глина меняет цвет, становится светло-серой и приобретает крепость — ее уже непросто разломать, не оторвется ни горлышко, ни ручка у сосуда.

Когда посуда остыла, Зарафо Рахимова снова устроилась на кошме, разложила кисточки и обвязанные ватой палочки, поставила большую пиалу с темной жидкостью — раствором железистой глины, как она объяснила, и начала расписывать кувшины.

Мастерица наносила на них кружки, точки, штрихи, потом соединяла их одной линией. Краска быстро подсыхала, менялся ее цвет, орнамент становился красноватым.

— Теперь кувшины готовы,— сказала Зарафо.

— А что в них можно хранить?

— Зерно, муку, фрукты, молоко, воду. Я их для этих продуктов и делаю,— ответила мастерица.

Каждый день в доме Зарафо Рахимовой бывают ее ученицы. Часами сидят девочки около нее и смотрят, как надо делать лепную посуду. Зарафо терпеливо, доходчиво и даже весело раскрывает им секреты древнейшего гончарного мастерства.

И. Константинов Кишлак Усто-Шамс, Таджикская ССР

Обычно дождливая, Прибалтика в лето 1981 года удивляла постоянством жаркой, сухой погоды. Ни одного дождя за июль—август! Словно поздней осенью, повсюду уже в июле желтели березы, кругом побурели хвойные, порыжели травы.

Повсюду, но не в дюнах...

О них, дюнах, и наш разговор. О самых высоких на Балтике, вторых по высоте в Европе — после песчаных собратьев в Гасконском заливе на юго-западе Франции. Ими и прославился удивительный полуостровок— Куршская коса, девяностовосьмикилометровый защитный вал, оберегающий пресные воды Куршского залива от соленых волн Балтики.

Жарким было позапрошлое лето. Опасным.

Но еще опасней была прошедшая весна. Неожиданно вырвались из глуби грунтовые воды и, будто подталкиваемые морскими, затопили лес. И стояли деревья в холодной соленой воде.

С директором лесхоза Галиной Ивановной Фаевской мы приехали на один из участков затопления. Вышли из машины, молча прошли по умершему голому лесу. Жаль было смотреть на березы с почерневшими стволами, пригнутыми к земле, в соседстве с которыми еще заметнее свинцовая от соли земля без единой зеленой былинки. И подумалось: «Какие же каверзы припасла природа на будущее»?

Потому, видно, предупреждая их, и работали на косе уже тогда, летом 1982 года, ученые многих специальностей из разных республик страны. У буровой установки на 47-м километре повстречали руководителя геологической экспедиции Белорусского филиала Союзгипролеса Павла Николаевича Михайленко. Первый вопрос, конечно же, о беде:

— В чем бывает причина весенних наводнений на косе?

— Однозначно ответить трудно. Есть мнение, и его поддерживают литовские ученые, что это — естественный цикличный процесс. Изучение геологического строения косы показало: подобное «выклинивание» грунтовых вод было в двадцатые годы нашего века, случалось и ранее. Есть и другое мнение: недавние землеройные работы могли повредить дренажную систему. Ясно же пока одно — здесь, на косе, где очень неустойчиво природное равновесие, где столь огромную роль играют ветры и воды, вмешательство человека должно быть минимальным и очень осторожным.

Странно слышать речи о невмешательстве в природу от геолога-буровика. Но оказалось, за плечами Павла Николаевича, выпускника Белорусского технологического института, не только проекты осушений болот Белоруссии — это ведь явное «вмешательство»,— но и работы по созданию плантаций дуба в Минской и Калининградской областях, подбору участков для посадок ели неподалеку от Бреста.