Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1970 год

Задумавшись, он сидел за столом, а ребята тем временем готовились к работе. Двое пошли за водой. Когда весь класс уже разводил краски, в дверях появился Хаиме. Не взглянув на учителя, он прошел к своему месту и сел. Учитель листал хрестоматию и украдкой наблюдал за Хаиме.

Мальчик выглядел не старше двенадцати, хотя на самом деле ему было лет пятнадцать-шестнадцать. Ворот рубашки у него всегда был расстегнут, и виднелись худые светло-коричневые ключицы и грудь. Хаиме сидел, не двигаясь, запустив пальцы в черные спутанные волосы и не поднимая глаз. Учитель подошел к нему.

— У тебя нет красок, Хаиме?

Мальчик глянул на него исподлобья, и учитель заметил, что он сегодня очень бледен, даже его черные как уголь глаза словно выцвели.

— Что с тобой? — спросил учитель дрогнувшим голосом.

— Ничего. Ничего такого, сэр.

— Пойдем раздобудем тебе красок и бумаги.

Бумага, краски — какие нелепые, беспомощные слова, но что еще может он сказать?

Когда Хаиме снова сел за парту, уже с красками и бумагой, учитель подождал немного, а потом начал читать. Он читал первую строфу стихотворения «Починка стены», и вдруг вся затея его показалась ему беспомощной и нелепой. Он смешался, покраснел и начал торопливо бормотать вполголоса, словно твердя скучную и несуразную молитву. Он замолчал на полуслове, поднял глаза от книги и увидел, что класс смотрит На него удивленно.

— Я слишком быстро читаю? Вы не успеваете следить за ходом мысли?

— Да, сэр, слишком быстро.

Это сказал Хаиме. Он сидел все так же неподвижно, локти на парте, пальцы в спутанных черных волосах.

— Будто метро тарахтит, — заметил кто-то, и все рассмеялись, даже учитель.

— Пожалуй, и вправду похоже. Начну-ка я снова.

Есть что-то, что не любит ограждений,

Что осыпью под ними землю пучит.

И сверху сбрасывает валуны,

Лазейки пробивает для двоих.

Перевод М. Зенкевича.

Он медленно, с чувством прочел стихотворение от начала до конца. Он помнил его наизусть. Перед ним были ряды парт, смуглые лица, черные глаза, устремленные на него или на книгу. Хаиме не поднимал головы и не шевелился. Видны были только пальцы в иссиня-черных волосах. Последнюю строку учитель повторил дважды:

Сосед хорош, когда забор хороший.

Класс зашевелился, и на какой-то миг учителю подумалось, что он чего-то достиг. Кто знает, Может, он сумел найти к ним подход, завладеть их мыслями — вот так и возникает взаимопонимание.

— Есть вопросы? — обратился он к классу.

Один мальчик спросил, зачем вообще эта стена, если от нее никакого толку, и он стал объяснять, что значили в Новой Англии каменные стены на полях, как они возникали, когда фермерам приходилось выбирать камни из земли, чтобы ее вспахивать, как стены превратились в этих краях в традицию, и вдруг почувствовал, ...что его перестали слушать, и замолчал.

— Есть вопросы? — повторил он.

— Да, сэр. — Это опять был Хаиме. — Прочтите, пожалуйста, еще, как они таскают камни, будто дикари.

Учитель взял книгу:

Но, каждою рукою по камню ухватив, вооружился

Он, как дикарь из каменного века,

И в сумрак двинулся, и мне казалось,

Мрак исходил не только от теней.

— Что здесь непонятно, Хаиме?

— Все понятно, сэр, просто еще раз хотелось послушать.

— Хорошо. Начинаем рисовать. Стихотворение не длинное, времени у нас еще много. Может быть, вы сумеете сделать по два рисунка.

Он твердо соблюдал правило не мешать ученикам, когда они рисуют. Он понимал: заглядывать им через плечо — это только смущать их и отрывать от дела. Он взял пиджак и пошел в учительскую покурить. Оставлять класс без присмотра не полагалось, особенно такой, как этот девятый, но по пятницам учитель иногда выходил из класса, и никто из соседних комнат ни разу не пожаловался.

Когда он возвратился, все шло как обычно. Ряды голов с иссиня-черными волосами склонились над партами.

Он стоял у окна. Солнце все еще сияло, впрочем, нет, сиянием это не назовешь. За окном все словно тонуло в зыбком светящемся мареве. Он обернулся, посмотрел на Хаиме. Тот тоже наклонился над партой, но руки снова запустил в волосы.

— Что с тобой, Хаиме? Не хочется сегодня рисовать?

— А я уже нарисовал.

И в самом деле, на белом листе двое могучих людей, странно безжизненные, стояли друг против друга с камнями в высоко поднятых руках. На головах у них, на лицах и плечах — алые мазки. Между ними черная стена, она начиналась на самом переднем плане и пересекала весь лист. А вот и третий, поменьше, его не сразу заметишь, серым калачиком он свернулся на стене. У учителя снова сжалось сердце и перехватило горло, как тогда, в начале урока, когда Хаиме поднял к нему смертельно бледное лицо.

— Что означает твой рисунок?

Вопрос прозвучал резко, почти сердито. Двое или трое ребят подняли головы, но потом снова занялись своим делом.

— Ничего.

— Так не бывает. Все что-нибудь да значит. Должно значить.

Он настаивал на ответе и ненавидел себя при этом холодной ненавистью.

— Так что же?

— Ничего,— повторил Хаиме, глядя на учителя черными, но сегодня какими-то выцветшими глазами.— Ничего это не значит.

Учитель выпрямился и снова посмотрел на картинку под другим углом и с другой высоты. Крестьяне были зеленые. Поначалу он этого не заметил. Небо — бледно-желтое, земля, в стихотворении поросшая травой, багровая, как виноградный сок. Взгляд его задержался на серой фигурке. Он нагнулся, всмотрелся еще раз.

— А кто это наверху?

Хаиме на мгновение поднял глаза, потом снова запустил пальцы в волосы и уставился на рисунок.

Часы над дверью показывали, что до конца урока остается всего десять минут. Десять минут — и день прошел, и неделя.

— Хорошо, ребята. Заканчивайте. Мойте кисти и приводите все в порядок, а я посмотрю, кто сегодня получит золотую звездочку.

Большинство рисунков изображало двух фермеров у стены, и почти на всех трава была зеленая, а небо голубое. Но картинка Хаиме не шла у него из головы. Он рассматривал работы своих учеников, одним делал замечания, других хвалил, но перед его глазами стоял тот, первый рисунок.

Он прошел по ряду, где была парта Хаиме. Снова постоял возле каждого ученика, теперь уже подольше. Около Хаиме он не задержался.

Кисти все были вымыты, рядом стояли пустые, насухо вытертые банки для воды. Через две минуты звонок. Пора назвать победителя.

— Итак, лучший рисунок сегодня принадлежит кисти Хаиме Моралеса. Иди сюда, Хаиме, получай золотую звездочку.

Обычно такой рисунок учитель показывал всему классу, объяснял, почему он лучший. Сегодня он поступил по-иному—он только назвал победителя и, когда Хаиме не вышел на середину класса, повторил:

— Иди сюда, вот твоя звездочка.