Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1970 год

Лодки, одна, вторая... Сбился со счета. И все потом сбивался со счета — в этой скорости падающего состава какая-то чуждая, не знакомая мне до этой поездки объективность времени, не живущего словно во мне, а только соседствующего рядом со мной.

А железнодорожная насыпь так круто завернула, что я из окна седьмого вагона на миг увидел вращающиеся колеса электровоза.

Состав соскальзывал к Ростову.

III

Из рассказов Иваныча составилось представление о Загедане как месте диком, заповедном. Представление это не совпадало с тем, что я увидел. Оглушившая тишина Загедана не была умиротворяющей тишиной лесной глухомани и обступивших гор.

Горы — это само по себе, это прошлое, настоящее и будущее, вернее, не прошлое, не настоящее и не будущее, а то и другое сразу в своей островной отстраненности 6т когда-то обжитого устья реки Загеданки, грохочущей у подножья гор. В недавнем, еще не остывшем прошлом Загедан был поселком лесорубов. Лесорубам пришлось перебазироваться, так как наложили запрет на вырубку леса в районе Загедана.

Теперь при въезде в поселок лежал на земле столб с мотком проволоки. Брошенные дома покосились, прели, разбирались на дрова. Валялись заржавленные кровати, черепки кувшинов, погнутые тазы и корыта. Бутылки. Среди этого общего разора и захламления порой свивался дымок — поселок все же был обитаем.

Вокруг Загедана белели снежные вершины, затянутые снизу дымчатыми тучами. Текла толчками река Большая Лаба, полноводная. Прорывалась к Лабе еще одна речка — Загеданка. Поток пены. Своим грохотом она заглушала равномерный гул Лабы. Загеданка, низвергаясь с гор, бесновалась.

По склону гор вдоль разбитой дороги уже можно было собирать еще зеленую, но уже мягкую, в красных крапинках землянику — это лето.

Но выше заросли дикой черной смородины только цвели. И лопнули только бутоны жасмина — это еще весна.

Стоял месяц исхода весны и начала лета.

IV

В письме из дома уже спрашивали, так ли интересен был этот поход с егерями и видел ли я на лоне природы бизонов, туров, оленей.

А поход еще не начинался. Моросил дождь. Все отсырело.

Старожил Загедана Ивлев, знавший в округе все на ощупь, сказал:

— Это надолго. Дымится-то как!

Гора Загедан дымилась, обложенная тучами, поглощенная туманом. Тучи с туманом придвигаются со стороны моря — верная примета: дождь заладит на целый день. Бели тучи, говорит Ивлев, с обратной стороны, областные, свои тучи, то дождь «матросит» до полудня — с просветами солнца: то затихает, то усиливается.

...День этот начался как обычно. Протерев глаза, я увидел окна — потные, со сползающими по стеклу каплями. Натянул одеяло: не захотелось выползать на сырость из нагретой постели.

Вдруг совсем рядом, прямо над ухом, радостно закричали:

— Ви, ви, ви, ви!

Кричала птица. В горле — клекот радости.

Я, встав, растворил дверь и присвистнул: голубое во всю длину цепи гор небо, снег на вершинах плавился — четко обозначенных, приблизившихся вершинах. Ниже линии вершин стояли отдельные оранжевые тучки.

Солнце еще не поднялось над горами, но вся голубизна была пропитана светом солнца, и верхушки дальних деревьев ярко освещены.

Перед домом провисал провод с нанизанными каплями росы и видной издали паутиной.

Трава матовая, окутанная паром, в разрывах пара — мокрая зелень.

С наклоном, с шумом рассекая воздух, пролетала стая уток.

Вода в Большой Лабе пенно-голубая.

Загеданка грохочет.

Трубят два ишака, бродившие по поселку.

Над вершинами взошло солнце. Солнце, разгораясь, съедая тени, начало перемещаться к противоположной, еще погруженной в спячку серо-матовой цепи гор.

И еще громче, захлебываясь, заверещала птица, возвещая приход всемирного благовеста.

Никто не знал, как звали эту птицу. Даже Ивлев не знал, Иваныч утверждал, что птица кричала:

— Вы видите! Вы видите!

Эта птица, которую я представлял большой — такой у нее был громкий голос, — оказалась величиной с воробья... с коричнево-огневой грудкой, желтым клювом. Раскачивая ветку, она подрыгивала черным хвостиком, удерживая равновесие. И кричала, чтобы не быть взорванной захлестнувшей ее радостью.

V

Даже ночи стали другими — теплыми. Ночью горы приближались к поселку вплотную. Темнота густела и уплотнялась. Только сильнее был слышен гул падающей воды. И все цепенело в какой-то чуткой дремоте.

Впереди кто-то закурил. Внезапно погаснув, огонек затеплился в другой стороне. И, словно получив сигнал, целая толпа невидимых людей зачиркала спичками. Тут же огоньки задувались, хотя вокруг было безветренно.

— Да это светляки, — догадался Иваныч.

Можно было подумать, что эти летучие светляки разгорались только в полете от трения с воздухом.

Ивлев не знал, в самом деле это так или нет, но объяснил нам:

— Светляки — это к погоде.

VI

Поход.

20 июня. Вышли с Иванычем на поиски истока Загеданки: решили обследовать реку от устья до истоков.

Ивлев сказал нам, что исток этот там, в горах. Там, в горах, есть озеро непривычного для глаз голубого цвета — цвета светящейся бирюзы. Озеро глубокое. Даже гидрогеологи, что обмеряли озеро прошлым летом, не смогли нащупать дна. Озеро мертвое, никакой живностью не заселено, даже рачков и то нет.

Ивлев сказал, что озеро это лежит недалеко, дня за два можно обернуться.

Мы уже знали, что означало по местным понятиям «недалеко». Ивлев как-то водил нас на солонец — может, оленей подсмотрим.

— близко, — сказал он.

Он шел медленно, а мы за ним чуть ли не бежали, чтобы не отстать. Это «недалеко» стоило нам шести часов скоростного шага.

Так что мы взяли продуктов дня на четыре.

Устье Загеданки было обжито: стояли сарай, бревенчатая баня в копоти с желобками для стока воды в навесной чугунный чан. Дымила пекарня. За оградой пекарни Загеданка расплющивалась, разбивалась на мелководные рукава, а чуть выше перекрывалась висячим мостком.

На окраине поселка мы выстрелили, отсалютовав Петровичу, пасечнику. Мы прокричали Петровичу:

— Меду-у!

Петрович приветственно вскинул руки, сложил их в рупор и закричал в ответ:

— Качать скоро будем. День-то какой!

Да, взяток верный: пылью висели пчелы над ульями.

За пасекой дорога, круто взбираясь вверх, была наезжена вдоль берега Загеданки.

Вдруг дорога, обрубленная, сузилась до тропы. По заваленной камнями тропе, вырыв водоемчики, сбегали ручьи. Вперед можно было продвигаться, только прыгая с камня на камень.

...Начался такой крутой подъем, что, карабкаясь, чуть ли не руками отталкиваешься от земли. Загеданка здесь обрывалась вниз водопадно: водопад из пены и пузырей.

— Давай напрямик, через эту промоину? — предложил Иваныч.