Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1971 год

(Окончание следует)

Перевела с английского И. Гурова

Три дня солнце выходило только к полудню, и все это время люди поглядывали на стелившиеся над долиной облака — ждали дождей. Белые облака неслись стремительно, погода могла измениться мгновенно, как и бывает в горах, и уже, предвещая скорое ненастье, заходили с юга грозовые тучи. Надежда была только на ветер, и он, словно зная это, уносил грозы в горы.

Это было время летящих гроз, случайных, редких.

Последний хлопок еще был в полях, и люди спешили. Но странно, заметить это можно было только в стремительном мельканье рук. Сами сборщики двигались медленно, и только коричневые руки их взлетали и опадали над кустами хлопка так быстро, что почти неуловимо было то главное их движение, когда пальцы бросали белые хлопья в фартук...

Всего второй урожай собирала Яванская долина, а люди шли за машинами так, словно эта ловкая и трудная работа была им привычной с детства... И чтобы понять эту их ловкость, надо было знать, как это ни странно, географию... Так и сказал мне Нурмат, явно желая удивить:

— География у нас плохая... Девяносто три процента гор и только семь — ровной земли. Теперь это и Яванская долина...

Потом добавил:

— Я был на хлопке в Туркмении, в Киргизии был... Такого хлопка, как здесь, нет нигде. Египетский. Такой тонкий... Из него выходит чуть ли не шелк.

Может, Нурмат преувеличивал. Не мне судить. Это он специалист по хлопку, не я. А может, он был совершенно справедлив.

На большой асфальтированной площадке белая река текла под солнцем вдаль, и воздух над ней струился. А по реке, утопая в ней по щиколотку, один за другим, как косцы, шли люди. Только в руках у них были вилы. Мужчины шли неспешно, пружинисто; подхватывая вилами белые глыбы, они подбрасывали их вверх, — хлопок рассыпался, взлетая в воздух, и еще не успевал опасть, а вилы уже подхватывали новую глыбу, и она тоже взлетала, переворачиваясь. Мужчины спешили. Они возвращались тем же неразрывным рядом — один за другим, когда никто не может ни отстать, ни обогнать, — и опять утопали в белой реке...

Хлопок сох в последних лучах яванского солнца, и где-то уже гремели грозы.

Сухой... Его сложат в бунты. Такие громадные, какими никогда не бывают стога. И в этих огромных шестисоттонных стогах, стоящих рядом, будет сразу все: мельканье темных рук, обрывающих последние хлопья, и затопленные коричневой летней водой посадки, и взлетающий на вилах хлопок, и уже довольное спокойствие людей, узнавших хлопковый куст на «ровной земле» лишь два года назад.

Таджикистан, Яванская долина

Ю. Степанов, В. Орлов

Я просыпаюсь каждое воскресенье с ощущением нескончаемости открытий и неожиданных узнаваний. Со старинной литографии за мной высокомерно наблюдают испанские гранды в строгих придворных костюмах с пышными белыми воротниками. Настенные барельефы изображают толстогубых негритянских вождей и танцоров.

На шкафу красной королевской пальмы приколот календарь прошлого года с пейзажем кубинской саванны, по которой расхаживают тонкоклювые белые птицы гарсы.

Вентилятор мерно жужжит, поворачиваясь и обдувая мой марлевый москитеро, под которым я опасаюсь ночью от летучих насекомых. Солнце давно уже встало, и его тепло струится через задернутые жалюзи. Снизу, с улицы, доносятся крики продавцов зелени и стук их тележек, гудки автомобилей, цоканье копыт лошадей, влекущих потертые двухместные фаэтоны с откидным верхом, скороговорка разносчиков газет, веселая перекличка детей, бравурный марш из репродуктора, включенного на полную мощь в доме напротив.

Камагуэй очень старый город. На его узких и извилистых улицах летом задыхаешься от духоты. Безвестный испанец Васко Поркальо, основавший в 1515 году колониальное поселение Пуэрто-Принсипе, выбрал не совсем удачное (с нынешней точки зрения) место — до моря в любую сторону не менее двух часов езды. Зато далеко было от пиратов, которых щедроты и богатство прибрежных городов не оставляли равнодушными. И хотя земля здесь была сухой и малоплодородной, а вода почти непригодна для питья, вдали от неспокойных берегов маленькое поселение начало спокойную жизнь.

Я поднимаю жалюзи.

Неподвижные ватные облака висят в небе. Слабый ветер раскачивает флаг Республики Куба над «Гранд-отелем». С балкона хорошо просматриваются красно-черепичные крыши домов и пятна зелени на внутренних дворах — патио, городской парк Кампо-де-Депорте в юго-восточной части города, узкие улочки с односторонним движением и совсем узкими тротуарами, на которых не разойтись двум встречным, облупленный католический храм на пересечении улиц Эстрада Пальма и Авенида Република — центральной и самой красивой улицы столицы провинции.

Каждый день в семь утра я иду по Эстрада Пальма до площади перед храмом, где меня ожидает десятиместный автобус. Десятиместный — на всех десятерых советских специалистов, работающих в управлении сахарной промышленности провинции Камагуэй, «сахарников» — как нас здесь называют. Среди нас есть энергетики, механики, технологи. Камагуэй — провинция, которая занимает второе — после Ориенте — место по производству сахара. Здесь находятся 24 сахарных завода из 154. Мы занимаемся проектированием, монтажом, пуском, наладкой и эксплуатацией оборудования, помогая кубинцам увеличить выработку сахара — важнейшего для экономики страны продукта. Кубинцы необычайно быстро осваивают все новое, в труде они неистовы.

Пока у меня есть время до отхода автобуса. Я нарочно выхожу пораньше, чтобы нежарким утром пройтись пешком по оживленным улицам Камагуэя.

С правой стороны у первого перекрестка уже открылась парикмахерская. Посетители листают «Боэмию», терпеливо дожидаясь очереди, и обсуждают последние успехи спринтера Энрике Фигерола. Ригаберто Мендес, парикмахер, завидя меня, приветливо щелкает ножницами и желает доброго утра. Это повторяется много месяцев. Раз в неделю я сижу в его кресле, и тогда Ригоберто не устает рассказывать о своих детях — их у него шестеро, и об успехе любимой бейсбольной команды.

Туфли Ригоберто ослепительно сияют, халат, как всегда, снежно-бел и похрустывает, накрахмаленный. Камагуэец в неначищенной обуви или же небритый камагуэец — явление редчайшее. А если и встретишь кого-нибудь в запыленных ботинках или небритым — знай, это приезжий.

На углу улиц Бартоломе Масо и Эстрада Пальма уже торгуют розовыми пирожными. Красуется за стеклом витрины квадратный, многослойный торт-кэй, приготовленный из кокосовых орехов, сахара, масла и каких-то остро пахнущих специй.

Я привык к этому городу.