Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1971 год

Те, которых вербовщик еще не осмотрел, срывали при его приближении шляпу, готовые по первому знаку сделать шаг вперед, учтиво произнося: «A sus ordenes, senorl» — «К вашим услугам, сеньор!» Эти люди были полностью в его власти и знали это. Он, к примеру, мог вычесть какую угодно часть их заработка за проезд к месту работы.

Вокруг одних автобусов народу сгрудилось больше, вокруг других — гораздо меньше. Отвергнутый у одного автобуса мексиканец немедленно кидался к другому, где конкуренция казалась меньше.

Но это нечасто помогало. Ведь каждый день сюда приходит тысяч пятнадцать-восемнадцать народу, а берут тысячи две. И когда в полшестого отправились последние автобусы, толпа неудачников понуро зашагала назад в Мексику. Она ведь рядом, в нескольких сотнях метров.

...Потом уже — не в тот день, а пожив в Калексико и заслужив нечто вроде доверия чиканос, — я узнал, что каждый мексиканский батрак мечтает о том, чтобы получить работу как можно ближе к границе. На узких проселочных дорогах старые, разбитые автобусы делают едва километров по сорок в час. Плантации же разбросаны от Калексико на девяносто-сто, а самая далекая удалена на все сто девяносто километров. Так что мексиканец, выехав из Калексико в три пополуночи, попадает на место работы часов в восемь. Отработав свои восемь часов, он приезжает назад в Калексико к девяти вечера и только около десяти возвращается домой, в Мексику. И перед завтрашней Голгофой ему остаются каких-то четыре часа сна. Правда, это худший случай. Но и в лучшем никому из тех, с кем я говорил, не удавалось спать больше шести часов.

Впрочем, мексиканцы считали, что им еще не так плохо. «Что вы, сеньор, многим людям хуже, гораздо хуже, чем нам: ведь они живут далеко от границы. А вы, сеньор, не представляете, что такое мексиканские автобусы...»

Чем больше я влезал в жизнь Калексико, тем сильнее убеждался, что со времен отмены рабства в Америке не было ничего, столь напоминающего невольничий рынок. Но ведь люди приходят на этот рынок добровольно, они рвутся на плантации, отталкивая друг друга: «Меня, сеньор, меня возьмите, меня!»

Ответы на свои вопросы я искал у Мануэля Чавеса в его тесной, убогой конторе на окраине Калексико. Мануэль — брат Сесара Чавеса, организатора забастовки калифорнийских сборщиков винограда, которая длится уже пятый год. В истории Соединенных Штатов все попытки создать профсоюз сельскохозяйственных рабочих оказывались пока безуспешными. Каждую из них легко и быстро сводили на нет привозимые из-за границы китайцы, японцы, филиппинцы, а теперь вот мексиканцы. Мануэль приехал в Калексико, чтобы убедить мексиканцев отказаться от работы на виноградниках. Но батраки, с которыми он говорил, слишком бедны, чтобы отказаться от реального заработка ради лучшего будущего других людей.

— Пошли со мной в Мексикали,— сказал Мануэль. — Посмотришь, как они живут дома.

Город Мексикали от границы был метрах в ста. Сначала мы шли вдоль длинной очереди машин, ожидающих американского таможенного досмотра, и, миновав последнюю, вступили в город. Здесь живет около миллиона человек. По данным Мануэля, примерно треть из них — за гранью нищеты, почти все остальные просто очень бедны.

Семьи поденщиков живут в квартале, растянувшемся по берегам реки Рио-Нуэво. На первый взгляд Рио-Нуэво вообще не похожа на реку. Скорее это нечто вроде вади или уэда, или как там еще называются в засушливых странах сухие русла, по которым лишь в краткий сезон дождей бурно проносится бешеная вода. Но русло Рио-Нуэво отнюдь не абсолютно сухо, там текут ручейки какой-то черной жижи, масляно поблескивающей под солнцем. Дело в том, что Рио-Нуэво — единственная канализация Мексикали.

На прибрежную землю никто не претендует, а потому здесь начали строить свои лачуги бездомные, перебравшиеся в Мексикали со всех концов страны. Люди из самых бедных районов Мексики, голодные жители трущоб южных городов, безземельные крестьяне с Юкатана перебрались на север и поселились у границы с Соединенными Штатами.

Был довольно приятный зимний день, термометр показывал плюс двадцать семь градусов. Мы пробирались среди лачуг, подобных которым до того я не видел нигде: они слеплены из картонных ящиков. У здешних людей просто нет денег даже на обычный для южноамериканских трущоб материал — жесть и гофрированное железо. Голые дети копошились между хижинами. Оборванные женщины, увидев нас, с визгом скрывались в лачугах. Повторяю, был приятный и довольно прохладный зимний день, но стоял такой смрад, что дышать было нечем. Что же здесь делается летом, когда в тени градусов пятьдесят!

— За два года, — сказал Мануэль, — людей здесь стало втрое больше. А что делать? На севере сборщик винограда получает за час почти два доллара. Ну треть, скажем, вербовщик отнимет... А в Мексике за десять часов еле-еле три доллара получишь. Легенда о бешеных деньгах, которые платят гринго, бродит по Мексике. Чем дальше к югу, тем заманчивее сна становится. Вот и бегут люди на север, идут через границу в Калексико целовать рукав хозяину.

Плантаторы и рабы

В 1962 году Сесар Чавес основал в городе Делано, лежащем в центре тысячи квадратных километров виноградников, профсоюз, и через два года в нем была почти тысяча человек. В 1965 году Чавес начал забастовку. Большинство белых калифорнийцев считают профсоюзы чем-то неприличным, а забастовку — заговором горстки злобных и неблагодарных людей против нравственных ценностей американской демократии. Губернатор Рональд Риган назвал забастовку «аморальной попыткой шантажировать свободное общество».

Эхо этих настроений не замедлило сказаться.

Забастовщиков-чиканос, пришедших на плантацию Монтеверде за своими вещами, схватили, раздели донага, связали и в таком виде прогнали пешком восемь километров до города. Карлоса Тенгонада, помощника Чавеса, сшиб грузовик. Когда искалеченный Карлос вышел из больницы, он попал под суд за нарушение правил уличного движения.

Но сборщики винограда держались стойко, и тогда плантаторы решили заменить их рабами. Да, да, буквально рабами. Рабами, которые сами себя продают в рабство. Дело в том, что мигрирующие рабочие каждый раз должны получать разрешение на двадцать четыре часа пребывания в Соединенных Штатах. Можно достать его и на трое суток. Но в сезон, когда можно заработать, время дорого, и разрешение — лишняя потеря времени. Потому-то, когда батрак оказывается на американской земле, он предпочитает остаться тут на весь сезон уборки без разрешения, Вот эти-то люди и становятся рабами на плантациях. Вербовщики продают их хозяевам сотнями, и эти же вербовщики рассчитываются с рабочими. Платят они ровно столько, сколько считают нужным: известно, что «незаконный» батрак жаловаться не пойдет.