Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1971 год

Он сидел, надеясь, что загар скроет кровь, прилившую к его щекам.

— Раз вы не хотите купаться, вы могли бы тогда приготовить нам мартини.

Она показала пальцем на большой голубой ящик, стоявший в тени одного из зонтов. Он встал, подошел и поднял крышку. Поток холодного воздуха обдал его лицо. Внутри были бутылки, стаканы и какие-то инструменты, назначение которых было ему неизвестно, — все это покоилось на слое ледяных кубиков.

— Вы не умеете приготовлять мартини по-английски?

Единственное желание: забрать свой старый рюкзак в гараже и дать отсюда тягу как можно скорее.

— Я сейчас вас научу.

Это был не такой мартини, который ему обычно приходилось пить. Крепче и лучше. Но он отказался от второго стакана. Все это было странно. Может быть, комиссар предупредил Рихтера, и его будут атаковать теперь с двух сторон. Он почти хотел, чтобы это было так. Он не чувствовал себя так скверно перед Сирио и даже перед сыном Венеры.

Марта и Грета допивали свой третий мартини, когда раздался звонок. Он не заметил белый телефон, стоявший у подножия лестницы, шнур, извиваясь на газонах, тянулся до самой виллы. Грета сняла трубку и быстро поговорила с кем-то, а потом с Мартой.

— Это мой отец, — сказала она наконец. — Сегодня вечером он останется у своих друзей.

Разумеется.

— Неважно. Я приду еще раз. Скажите ему, что я не спешу.

— Он желает, чтобы вам было у нас хорошо, и спрашивает, какова цель вашего визита.

— Одно личное дело. Я объясню ему сам.

Она протянула ему трубку, но он покачал головой:

— Нет, я хочу его видеть.

Она обменялась еще несколькими фразами с Рихтером, прежде чем окончить разговор.

— Отец самым сердечным образом приглашает вас остаться на эту ночь у нас, в вашем распоряжении комната для гостей. Он вернется завтра утром и будет рад с вами познакомиться. Ваши вещи в машине?

— Я добрался до вас автостопом. У меня всего лишь рюкзак, который я оставил в гараже.

Она не разобрала слова «автостопом». Тогда он сделал обычный знак, подняв руку и оттопырив большой палец. Казалось, Марте стало с ним скучно, и телефонный звонок породил в ней какие-то замыслы. Она оживленно поговорила с Гретой и быстро направилась к вилле, обернув вокруг бедер полотенце.

— Она собирается поехать к своим друзьям, — объяснила Грета. — Мы будем с вами ужинать одни.

Он взял рюкзак в гараже и на обратном пути встретился с Мартой, которая мчалась по аллее, подобрав подол юбки. Комната была как и все остальное в доме: простота и роскошь. Он принял душ и сел в кресло на террасе со стаканом мартини, который ему приготовила Грета. На ней было платье из гибкого и блестящего металла. Он вндел такие раньше только на витринах. Две пластинки прикрывали кончики грудей. Она вытащила на террасу стол и накрыла его, упорно отказываясь от всякой помощи. Сейчас она была на кухне. С наступлением сумерек стало прохладнее, но от плиток пола исходило тепло. Он потягивал холодный мартини, бездумно глядя на спокойный ландшафт, простиравшийся перед ним. Холмы, поросшие виноградником, и еще прозрачные дымки тумана над овражками. Откуда-то донесся звон колокола. Оказывается, не так-то уж и плохо проиграть войну. Он не мог отогнать от себя мысли о Сирио, потеющем в душном гараже под машинами. Немецкими машинами к тому же. Может быть, Пуарье в своей конторе на Елисейских полях делает дела вместе с Рихтером. Грета ему сказала, что ее отец занимается экспортом и импортом.

За ужином, отлично приготовленным, она попросила его рассказать о майских событиях. Это был самый лучший месяц в его жизни. Потом он несколько поостыл. Та же история, что и с Сопротивлением, ставшим достоянием книг: он не мог заставить себя поверить в то, что партизанские баталии на бульварах и все такое прочее могут привести к чему-либо. Слишком просто. Игра в сыщики-разбойники для времяпрепровождения. Но, конечно, он был не прав. Когда дело касалось его, все усложнялось из-за матери. Она всегда все усложняла. Он забыл о ней по-настоящему на какое-то время только в мае.

Его рассказы привели Грету в восторг, в особенности история с девушкой, которую избили полицейские. Она сказала, что он спешит и не дает подробностей. Если, однако, тем самым она готовилась намекнуть, что гестапо и французская полиция стоят друг друга, он мог бы ей рассказать несколько эпизодов, почерпнутых им из книг. Например, про женщину, которую заставили говорить, пытая зажженной свечой. Но она, видимо, почувствовала его сдержанность, потому что перестала задавать вопросы и убрала со стола. На этот раз он не предложил ей своей помощи. Она вернулась с коробкой гаванских сигар, выбрала одну и раскурила ее для него после целого ряда приготовлений. Странная женщина. Она, казалось, находила все это совершенно нормальным. Ни одна из девушек, с которыми он был знаком, не согласилась бы даже просто пойти для него за коробком спичек. Он положил ногу на балюстраду террасы и курил сигару, думая о том, что первый тайм все же выигран, поскольку он добрался до места. Она вскоре присоединилась к нему и поставила свое кресло рядом. Они смотрели, как ночь окутывала холмы, на которых то там, то здесь вспыхивали огоньки. Она курила длинные сигареты «Пэл-Мэл», вставляя их в мундштук из слоновой кости. Они просидели так около часа и обменялись словами лишь один раз, когда она спросила, что он предпочитает: виски или коньяк. Она тоже положила ноги на балюстраду, и ее платье-кольчуга сползло вниз, обнажив колени. О чем она думала?

Раз она чувствует себя так спокойно в его обществе, то, значит, ее отец ничего не рассказывал ей о прошлом, так же как его мать молчала двадцать один год. И продолжает молчать. Взрыв, истерика, когда он сказал ей о своем отъезде в Германию, слезы, но ни слова. Грета положила внезапно руку на его запястье и сказала:

— Посмотрите, какая луна. Я могла бы просидеть так всю ночь, глядя на луну и все эти звезды.

— Марс, Венера...

— Я не такая ученая. Вы знаете, где Венера? Я могу показать только Полярную звезду, которая вот здесь, Волопаса, который вот там, и, конечно, Молочную дорогу, она прямо над нами...

Молочную дорогу? Когда он понял, что она говорит о Млечном Пути, его разобрал такой дикий смех, что ей пришлось его поцеловать, чтобы он перестал смеяться. Они ушли в комнату для гостей.

— Мой отец вас ждет на террасе, и завтрак уже готов.

Лицо свежее, и улыбается так, как будто ничего и не произошло. Он сам только что проснулся, в теле удивительная легкость, но душа в полном смятении. Он дал себя провести, Рихтер может смеяться ему прямо в лицо.

Он принял душ, оделся и вышел из комнаты, не побрившись, так как не знал вольтажа электросети. Солнце уже светило вовсю. Грета, в халатике, переставляла чашки и тарелки с подноса на стол, за которым сидели Марта в розовом утреннем платье и мужчина лет шестидесяти, в белых полотняных брюках, светло-зеленой рубашке и черном галстуке.