Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1972 год

Геноцид вершится с легкостью необыкновенной. Утром 19 апреля я находился в кабинете майора Аги, председателя военного трибунала в Комилле, когда вошел полицейский инспектор со списком задержанных. Ага пробежал его и небрежно пометил карандашом четыре фамилии.

— Этих доставить сюда и к вечеру ликвидировать. — Потом еще раз взглянул на список. — Добавьте-ка к ним и этого воришку.

Смертный приговор был вынесен за стаканом кокосового молока. Я выяснил, что двое из обреченных были индуистами, третий — «студент», а четвертый — активист Народной лиги. Что касается «воришки», то им оказался паренек по имени Себастьян, задержанный в момент, когда он нес домой вещи своего приятеля-индийца.

Вечером пятерых арестованных привели со связанными за спиной руками в участок. Ровно в шесть вечера, когда настал комендантский час, вспугнутые грифы кинулись на глухие удары деревянных дубин, обрушившихся на головы обреченных.

Капитан Азмат, адъютант командира 9-й дивизии генерала Шовката Раза, был постоянной мишенью для саркастических шуток своих коллег. Оказывается, он единственный офицер части, не убивший ни одного человека! Майор Башир не уставал повторять: «Ну, Азмат, завтра мы сделаем из тебя мужчину. Посмотришь завтра, как они у тебя запрыгают».

Башир стал рассказывать, как утром к нему пришел бородач справиться о своем брате, известном активисте Народной лиги, арестованном несколько дней назад. «Дхор гайя» («Он удрал»), — ответил ему Башир. Старик никак не мог взять в толк, как это его брат мог убежать с перебитой ногой. Я тоже — до тех пор, пока Башир, подмигнув, не объяснил, что эта фраза означала: «Убит при попытке к бегству».

Я так и не узнал, удалось ли капитану Азмату открыть счет своим жертвам. Дело в том, что бенгальские повстанцы, укрепившиеся в Фени, по дороге на Читтагонг, разрушили все мосты и застопорили продвижение частей 9-й дивизии. Дивизионное командование приказало спешно обойти Фени, чтобы закрыть границу, но бенгальские повстанцы, несмотря на интенсивную бомбежку, сумели все-таки пересечь индийскую границу.

Трудно представить себе, сколько жестокости обрушилось на этот благодатный край. Когда я приехал в Комиллу в конце апреля, повсюду распускались цветы. В зеленом ковре рисовых полей рдели красные «гол мохоры» («лесное пламя»). Кокосовые и манговые деревья сгибались под тяжестью плодов. Вдоль дороги прыгали козы.

Все лагеря для беженцев и все больницы в индийских приграничных с Пакистаном городах одинаковы. Штат Трипура... Когда-то жизнь здесь была налаженной и хоть не для всех легкой, но все же устоявшейся, обещавшей лучшее завтра. Сегодня штат затоплен эмигрантской волной. Местный лагерь для беженцев всего в 160 километрах от столицы Восточного Пакистана Дакки, и сюда за два месяца, едва волоча ноги от усталости, после тяжелейшего пути по полузатопленным джунглям собралось пятьдесят тысяч несчастных. В их глазах неугасшие пожары, зияющие глазницы окон, танки, тяжело переваливающиеся по вымоинам дорог, солдаты, бьющие женщин и детей... Больницы Трипуры заполнены ранеными и больными холерой. Самая большая больница, когда-то гордость столицы штата Агарталы, рассчитана на 240 коек, сейчас здесь 500 человек — многие лежат прямо на земле.

Рассказы беженцев тоже одинаковы и безрадостны...

«...Я находился в углу под лестницей, когда в дом ворвались солдаты. Я видел, как они убили мою мать, жену, дочь, сына, братьев и сестер... Сколько раз я видел, как они связывают свои жертвы и пускают им кровь — она нужна их госпиталям для переливания. Потом людей оттаскивают к дороге и пристреливают. Солдаты не убивают только девушек — их отправляют в армейские дома терпимости...» (Шестидесятилетний Эдвин да Коста, католик.)

«Я кормила грудью ребенка, когда в меня выстрелил солдат. Пуля задела мне руку и через нее попала в ребенка...» (Хадзара Бегум, мать трехмесячного сына.)

«Мы едва отплыли от пакистанского берега, когда появился патруль пакистанских солдат. Хладнокровно, как на учениях, установив пулемет, они выпустили очередь по нашей лодке. Я видел, как рядом со мной корчились в предсмертных муках люди, как падали они на дно лодки. Меня спасла мать, уже смертельно раненная, она каким-то нечеловеческим усилием дотянулась до меня и закрыла собственным телом. Вот так я и попала в Индию...» (Райма Хатун, четырнадцать лет.)

«Я дошел уже до самой границы, когда неожиданно из засады выскочили солдаты. Индийские пограничники стояли совсем рядом, но чем они могли мне помочь? Я не выдержал и закричал пакистанскому солдату, взявшему меня на прицел: «Не стреляй! Прошу тебя, пожалей! Я целый месяц добирался до границы, ну что тебе стоит, пропусти меня!» Солдат в ответ рассмеялся: «Ты не умрешь, так и быть. Но и себя я не хочу обидеть», — с этими словами он выпустил очередь мне по ногам». (Ритон Базур, мусульманин.)

...Их много здесь, специально раненных в руку, ногу. Не только в Трипуре, но и в других штатах Индии, где есть лагеря для беженцев. Калеки, чья судьба зависит от щедрости приютившей их страны, которая сама ведет давнюю затяжную войну с голодом.

Но в этом, еще недавно едва ли не самом густонаселенном районе мира не видно было ни единого человека.

— Куда подевались бенгальцы? — спросил я несколько дней спустя, глядя на опустевшие улицы Дакки.

— Разбежались по деревням. Но и в деревнях не видно было бенгальцев.

Зато там были солдаты, сотни солдат, суровые, с неразлучными автоматами на шее. По дорогам беспрестанно сновали патрули, чуть что открывая огонь. И повсюду, где была армия, не было видно бенгальцев.

Согласно законам военного времени, твердилось в печати и по радио, саботаж карается смертью. Если дорога оказывалась разрушенной или поврежденным мост, все дома в радиусе ста метров сжигались, а их обитателей расстреливали.

Как выглядит карательная акция, мы увидели утром 17 апреля под Хаджигани. В нескольких километрах от города повстанцы, весьма активные в этом районе, испортили мост. Тотчас был послан взвод учинить расправу. По обе стороны дороги поднялись столбы дыма.

Несколько часов спустя мы вновь увидели Хаджигани на обратном пути. Дождик тихонько стегал по корпусу «джипа». Перед мечетью стояло семь грузовиков с солдатами в походной форме. Двое из них под командованием третьего обрубком бревна выбивали дверь соседней лавки. Майор Ратор остановил машину:

— Что это вы делаете? — закричал он им.

Третий, наблюдавший, обернулся:

— А ты как думаешь?

Это оказался старый товарищ Ратора, майор Ифтикар из 12-го пехотного полка.

— Я думал, здесь грабят, — сказал Ратор.

— Нет, мы производим «чистку».

И он показал жестом, что они собираются снести все лавки на улице.