Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1974 год

Арнаутский услышал сигнал — через несколько минут, тормознув у самого радиатора заглохшего «МАЗа», Иванко залез к Борису в кабину.

— Ого, да у тебя холодно. — Он похлопал в ладоши, чтобы отошли руки, и спросил: — Ну что случилось?

— Насос полетел.

— Зря я сказал, ребятам, чтоб не ждали. У тебя запасного нет?

— Нет!

— Беда. И у меня нет.

Они помолчали. Борис натягивал валенки. Было два выхода: идти на буксире до Заболотья — это километров тридцать, или одному оставаться здесь, а другому поскорее доставить груз и вернуться назад с насосом. Но остаться одному в стылой кабине, без печки, когда мороз начинает крепчать к ночи...

— Может, рискнем на буксире? — спросил не очень уверенно Иванко.

Борис понял: сам Иванко не верит в такую возможность.

— Нет, без тормозов нельзя. Разобьемся оба. Дорога-то холмистая...

— Слушай, а ведь за холмом деревня. Туда-то я тебя дотащу, ты в какой-нибудь избе пересидишь у печки, а я часа через четыре буду обратно! — Иванко даже радостно ударил ладонью по коленке — словно говоря: разве плохая идея?

До деревни они ползли около получаса. Небо почернело, и на нем выступили холодные звезды. Борис то и дело вставал на подножку, чтобы разглядеть дорогу и не врезаться в задний борт машины Иванко. Когда показалась первая же изба незнакомой деревушки, Борис посигналил.

Иванко подбежал к нему:

— Ты чего?

— Хватит... Отцепляй буксир. Помоги слить в ведро солярку, оставь сигареты и кати.

— Ладно. Иди в моей кабине погрейся, ишь как лицо побелело, а я все сам сделаю.

В теплой машине Борис разомлел: хорошо после режущего мороза покурить.

Дверца хлопнула, в кабину протиснулся заиндевелый Иванко:

— Все сделал... Я через два часа... Возьму у ребят насос и сразу к тебе. А ты беги в избу — на улице аж дышать трудно...

Борис загасил сигарету, на морозе курить было невозможно, и, толкнув дверцу, выпрыгнул на снег.

«МАЗ» Иванко взревел, подмигнул Борису красным глазком стоп-сигнала и растаял в темноте. Мороз сразу ожег лицо, забрался под полушубок, погнал из глаз слезы. Борис огляделся: вокруг черный лес, перед ним мрачная, с белой шапкой снега на крыше изба.

«Отчего нет огня в окнах?» — тревога уколола его...

Борис взбежал по ступенькам крыльца и заколотил кулаком по двери. За дверью захлебнулась в лае собака. Он успокоился: коль есть собака, должны быть и люди. Но пока, кроме лая, никаких звуков — ни шарканья подошв, ни скрипа — не донеслось. «Может, спят и не слышат?» — он снял варежки и снова застучал в дверь. Руки быстро онемели, но опять слышался только лай. «Хозяева, видно, в гости ушли», — решил Борис и рысцой побежал к другой избе.

Но здесь окна и двери были заколочены досками. В третьей и четвертой избе на его стук тоже никто не ответил, окна были темны. Он понял: в деревушке людей нет. Собаку или бросили, или она сама как-то пробралась в дом, кто знает. Он вернулся к своему «МАЗу» — его погасшие фары казались глазами уснувшей рыбы.

Он слышал: есть в тайге такие деревни, в которых больше никто не живет. Старики вымерли, а молодежь подалась в город. Летом еще приезжают сюда на рыбалку и охоту бывшие жители, а зимой избы пустуют. «Но почему в одной собака? Ведь собаку кто-то должен же кормить?» — эта мысль как-то успокаивала.

— Куче, кученце! 1 — позвал он собаку и снова застучал в дверь.

1 Собака, собачка (болг.).

Пес зашелся в лае, но изба молчала. Борис вырос в деревне и знал: покинутую людьми собаку — даже самую лютую — голос человека обрадует. Если пес злится и лает на голос, значит, он не покинут, он охраняет дом.

Мороз крепчал.

Борис достал ведро, покидал в него ветошь, налил солярки и негнувшимися, задубеневшими пальцами чиркнул спичкой. Вспыхнул огонь, сначала будто нехотя, лениво, а потом пламя вырвалось из ведра и вокруг выросли тени. Борис тянул к огню руки, пригибался, чтоб отогреть лицо, подставлял всего себя, валенки...

— Что за леший, батюшки?

Борис резко выпрямился и обернулся: перед ним спокойно стояла старуха. Огонь освещал ее полушубок, шаль, кружевную от инея. На валенках у нее были лыжи.

— Цыган, что ли? — вглядевшись в его лицо, спросила бабка.

— Булгар... Болгарин... Шофер. Машина сломалась... Избу не открыли.

— Господи, не открыли, говоришь? — старуха властно кивнула ему и сказала: — Шагай за мной...

У крыльца избы, где только что лаяла собака, старуха сняла лыжи, скинула с плеч рюкзак и поднялась по ступенькам. Собака за дверью радостно заскулила.

— А кто тебе может открыть? Во всей деревне одна я только и живу.

Она нашарила где-то за доской ключ и отомкнула замок.

На крыльцо выскочила маленькая лохматая собачка и, подпрыгнув, лизнула старуху в нос, а затем закрутилась возле Бориса, не то ворча, не то радуясь.

Старуха звякнула щеколдой, распахнула дверь и втолкнула Бориса в теплую избу.

— А ну не крутись, Рыжик, под ногами — дай свет зажечь... Я как знала: с утра печку истопила, щец сготовила, а хватилась — хлеба-то нет. Ну и тронулась в соседнее село, в магазин. Хотела было у снохи заночевать, да собаку пожалела — и обратно вернулась.

Хозяйка запалила керосиновую лампу, свет выхватил из темноты нехитрое убранство избы: стол с лавками, полати, иконы в углу. Борис бессильно опустился на сундук у дверей: в тепле он почувствовал, как промерзло тело.

— Да ты, милый, никак совсем замлел. Я сейчас... Мигом...

Она опустилась перед ним на колени, стащила валенки, распахнула его полушубок, потом кинулась к шкафчику, звякнула чем-то, и Борис почувствовал резкий запах водки.

— Пей сразу!

Тепло разлилось по телу,

— Как тебя зовут?

— Борис.

— Ишь ты, как моего сына... А меня — бабка Варвара. Ты ведь мог и замерзнуть до смерти — не подоспей я. Вот уж бог надоумил не ночевать у снохи...

— Что есть сноха? — спросил Борис.

— Да жена сына моего.

Старуха вытащила из печи чугунок, налила щей в миску и поставила ее на стол, потом из рюкзака вытащила буханку хлеба и сказала:

— Садись...

После щей Борис пил чай с сушеной малиной. Тень старухи, двигающейся по избе, ломалась на стене. Бабка Варвара заставила его раздеться до белья, натерла ему ноги водкой и указала на печь:

— Лезь...

На печи пахло луком, связки его висели у потолка, чесноком, сушеными яблоками. Борис завернулся в овчину, и сон накрыл его теплым одеялом.

Очнулся он от разговоров. Отодвинул ситцевую занавеску и глянул вниз: за столом у пыхтящего самовара сидели Коля Букалов, старшой колонны, и Иванко Арнаутский. Окна избы молочно белели. Варвара прихлебывала чай из блюдечка и слушала, как Коля рассказывал о стройке, на которой они работают. Иванко тоже пил чай, степенно слизывая варенье с ложечки.