Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1974 год

Из центра Каракумов сквозь зной и пески проложили 468-километровый трубопровод Шатлык — Хива, закончив тем самым строительство четвертой очереди трансконтинентальной газотранспортной системы Средняя Азия — Центр. Голубое топливо, хранимое пустыней, потекло к городам и предприятиям нашей страны и стран СЭВа.

Пустыня начиналась за Хивой. Всею лишь пять-шесть километров нужно было отъехать, чтобы оказаться среди пыльного ветра и барханов. Здесь был конечный пункт стройки.

Издали виднелись коробчатые здания компрессорной станции, машины, тракторы, вездеходы, тягачи, то сбившиеся в кучу, как овцы в бурю, то выстроившиеся в линию. На желтом песке лежали черные трубы. Лагерями, готовыми сняться с места в любую минуту, расположились у подножий барханов городки строителей. Разноцветные, с белыми наличниками окон вагончики на колесах.

Над одним из них, наполненный ветром, раздувался полосатый «колдун» — верная примета аэродрома. Здесь был штаб. Отсюда легко можно было попасть в любую точку трассы, и я поселился в этом городке.

Вечером я зашел в вагончик-столовую. В ней работали два молодых повара-узбека, и кормили они так, что к ним, как в Москве в ресторане «Узбекистан», вечно была очередь. Передо мной в очереди оказался высокий широкоплечий парень с комсомольским значком на куртке. С длинными вьющимися волосами, с чуть приплюснутым, как у боксера, носом, с выгоревшими бровями на обожженном солнцем лице, он держался с большим достоинством, выделяясь среди всех собравшихся здесь в тот момент людей.

— Две порции баранины, — сказал он, наклонившись к окошку. — Можно в одну тарелку. Четыре стакана томатного сока. Шесть беляшей. Полтора десятка яиц. Полбуханки хлеба.

И хотя парень был один, повар не удивился. Подал все это ему через окошко и, встретив мой недоуменный взгляд, пояснил:

— Ураганщик. Завтра с утра идет в рейс. А у них закон: в пустыню идешь — еду, воду бери с собой.

Позже я узнал, что ураганщиками здесь называли водителей мощных тягачей «МАЗ-543», таскавших сорокаметровые плети труб в центр пустыни. Машины эти, не похожие ни на одну из тяжелых машин, и впрямь напоминали надвигающийся ураган. Так они и назывались. Наутро я увидел, как вчерашний светловолосый парень долго и тщательно, словно любимого коня, протирал свою могучую машину. Налюбовавшись ею вдоволь, он быстро влез в кабину. «Ураган», фырча, подняв клубы пыли, выехал на дорогу и помчался к компрессорной станции, где краны укладывали длиннющие плети на спины тягачей.

— Машина что надо, — согласился со мной Юрий Иванович, начальник автоколонны, когда мы потом летели с ним на вертолете над трассой. — Очень здесь выручила она нас. Шутка ли, по песку тридцать с лишним тонн тащить! Дорога-то — сотни километров, тут и верблюд не выдержит...

Юрий Иванович просит вертолетчиков идти вдоль трассы левым бортом и надолго приникает к иллюминатору.

Вертолеты здесь в роли посыльных. Сами они труб не таскают, как их собратья на северных трассах, и никакой другой тяжелой работы не выполняют, но выручают частенько. То детали подбросят, то рабочих, то свежие продукты отвезут, а то, вот как сейчас, отыскивают на трассе автозаправщик. С юга, от Шатлыка, на подмогу Хиве вышли семнадцать «ураганов». Они уже были в пути, когда пришла из Шатлыка телеграмма, и теперь начальник автоколонны хочет направить автозаправщик навстречу «ураганам», чтобы те не задерживались в пути.

Эта часть пустыни называется Заунгузскими Каракумами. Здесь много саксаула, и пустыня, желтовато-черная с утра, к полудню, когда кустарник нагревается, высыхает, становится серебристо-желтой.

В начале пути сверху еще можно различить небольшие отары черных овец. Рядом — пастух, восседающий на одиноком верблюде. Отары жмутся к трассе, дальше же, к югу, пейзаж совсем становится безлюдным. Барханы, как застывшие волны, исчезают в полупрозрачной светящейся мгле. Жизнь лишь на трассе. Здесь время от времени появляется одна или две машины. То пустая, торопливо возвращающаяся с заброшенным в кузов прицепом. То медленно продвигающаяся вперед, и мы ее быстро обгоняем. Дым, вырывающийся с двух сторон «урагана», черен. Горючее не успевает прогорать в цилиндрах. Каждый километр пути ему дается с трудом, и невольно думаешь о шофере: каково тому сейчас? Солнышко печет под тридцать, да и пятисотсильный двигатель тоже подогревает кабину.

У начальника автоколонны в руках тетрадь. В ней он постоянно отмечает не только марки встречающихся машин, их загрузку и направление, но и колеса, прицепы, трубы, лежащие вдоль трассы. По ним можно было бы подсчитать количество аварий, случившихся за последнее время. Нелегко, конечно, довезти сорокаметровую плеть до места. И колесо может полететь, и трос лопнуть. Тогда водитель бросает плеть и возвращается обратно. Надо начинать рейс заново. А трубы — их подберут, когда подойдет трубоукладчик. Вдруг под нами мелькает полузасыпанный песком остов машины. Юрий Иванович в ответ на мой вопрос, стараясь перекричать шум мотора, объясняет:

— Мотор сгорел. Все внутри выгорело! Неприспособленной эта машина для такой дороги оказалась. Шофер? Цел, цел...

Вертолет снижается, заправщик найден. Вертолет садится прямо на дорожную пыль возле него. Юрий Иванович бежит к машине, а я перебираюсь на другой вертолет, поменьше, на «МИ-1», который летит дальше. В нем инженер, смотритель трассы. Его задача — следить за тем, чтобы технология полностью соблюдалась.

Инженер с бородой, но молод. В выгоревшем костюме, напоминающем форму студенческих отрядов, в брезентовых коричневых сапогах, — всюду принимают за рабочего этого инженера-комсомольца. Пока мы идем к вертолету, он рассказывает, как однажды добирался к месту работы на «урагане». Шофер, у которого полетело колесо, прикрикнул начальнически на него.

— Я от жары задыхался, едва дышал, — признается Леонид, — а он мне монтировку тычет в нос: «Давай помогай». — «Ты шофер,— говорю ему, — твое дело». А оказалось, парень-то инженер. Сел за руль, потому что водителей не хватало. С тех пор, правда, там и остался. Говорит: «Инженером-то я поработать успею. А пока молод да сила есть, я себя здесь на прочность проверю».

Отчего-то я вспоминаю рослого блондина, которого видел накануне. Не он ли это был?

Маленький «МИ-1» срывается с бархана, как лыжник с трамплина, и опять мы летим над пустыней. Свежеразрытый грунт над трассой да присыпанная шелковистой пылью дорога указывают пилоту направление. Труба уложена, зарыта в землю почти по всей трассе. В штабе на карте-схеме не закрашены красным лишь два места в центре, которые напоминают небольшие разрывы в красном столбике термометра. Сюда, в этот прорыв, и брошены сейчас все машины.