Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1974 год

Давно канули в Лету военные походы бариба, но каста гандо и в наше время пополняется новыми членами. Дело в том, что у бариба существует своеобразное поверье: если у младенца первые зубы начинают резаться на верхней челюсти, значит, в него вселился злой дух. Такого ребенка раньше полагалось убить. (Некоторые ученые усматривают в существовании этого древнего обычая бариба своеобразный способ сокращения рождаемости.) Теперь их отдают на воспитание пёль, которые в эту примету не верят, но вовсе не против получить бесплатно лишнюю пару рабочих рук. Ведь дети, подросши, становятся гандо.

Особое место в обществе бариба занимают кузнецы. Люди этой профессии пользуются в стране бариба, как, впрочем, почти повсюду в Африке, большим уважением. Именно из их рук выходит то, что несет бариба и жизнь — сельскохозяйственные орудия, и смерть — оружие. Кузнец и его ремесло окружены атмосферой тайны и множеством табу. Так, никто не может взять в руки молот кузнеца без риска стать жертвой тяжелого недуга. А духам железа даже приносятся дары: например, прежде чем приступить к изготовлению какого-нибудь очень важного орудия, наковальня кропится кровью жертвенного козленка. Короче говоря, хотя некоторые из законов и обычаев, управляющих жизнью бариба, уже отмерли или утратили былую силу, основы их общества во многом остаются неизменными.

Наказанный город

Этому способствовали и перипетии истории бариба. Высокорослые, физически сильные люди — они были отличными воинами. Осыпав врага градом отравленных стрел, пешие лучники уступали место коннице, которая стремительно врывалась в гущу неприятеля и яростным сабельным ударом решила исход схватки. Поэтому захват в конце прошлого века земель бариба стоил французской колониальной армии немалой крови. Да и впоследствии они еще не раз выступали с оружием в руках против колонизаторов. Особенно серьезным было восстание 1915 года под руководством Био Гера, вождя одного из селений близ Никки. Оно охватило почти всю страну и продолжалось более трех лет. Только перебросив значительные подкрепления из метрополии, колонизаторам удалось подавить восстание. Био Гера был схвачен и обезглавлен, а короля Никки, оказавшего поддержку восставшим, сослали в Гвинею на острова Лос, где он и умер. Селения бариба были обложены большими штрафами. Никки тоже был «наказан» — административный центр северной Дагомеи перенесли в Параку.

После этого Никки захирел. Сейчас его население насчитывает немногим более десяти тысяч человек, и по внешнему виду это скорее деревня, чем город. Да и жизнь в нем своей неторопливостью и монотонностью мало чем похожа на городскую. Только на центральной площади под тенистыми деревьями с утра до вечера шумит причудливый и разноголосый, переливающийся всеми цветами, как узоры калейдоскопа, африканский рынок. Здесь продают пряности, орехи кола, большие, будто обсыпанные красным перцем, оковалки сыра, птицу, ткани, украшения, оружие. Почти нет фруктов и овощей — стоит сухой сезон. В мясном ряду веселые мясники с кривыми ножами страшного вида в руках расхваливают свой облепленный мухами товар, зазывают покупателей.

Под прибитой к дереву вывеской «Известный врачеватель велосипедов и мопедов» перепачканный смазкой до самых бровей парень пытается вернуть к жизни древний велосипед. Тут же расположился местный парикмахер и в ожидании клиентов бреется сам. Неподалеку разложил свой товар книготорговец — старик в белой чалме, с четками в руках. В старости время течет медленно, неспешно течет и жизнь в Никки, поэтому старик, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, неторопливо перебирает четки в ожидании, что кто-нибудь остановится рядом с ним, поднимет с земли пожелтевшую арабскую брошюрку, и тогда можно будет поговорить, а может, и поторговаться — словом, скоротать время до полудня, когда рынок, как и весь город, замрет в послеобеденной дреме.

«Здравствуйте, ваше величество!»

На центральной площади Никки, в пятидесяти метрах от королевского дворца, растет громадный капок, или, как его здесь называют, «королевское дерево». По легенде, оно было посажено на могиле первого короля бариба. Размеры дерева говорят о многовековом возрасте великана, а значит, и о многовековой истории династии королей бариба. Под этим деревом любят собираться местные «пикейные жилеты» — посудачить, обсудить городские новости. Вот и сейчас здесь стоит небольшая толпа. Оказывается, идет партия «табуру» — игры, представляющей смесь шашек, нард и, похоже, крестиков-ноликов. Игроки — два почтенных старца, судя по количеству болельщиков, являются местными чемпионами. Обстановка очень напоминает шахматные сражения между пенсионерами где-нибудь на Гоголевском бульваре в Москве.

Подбираюсь поближе и настраиваю свою аппаратуру. Старики каменно невозмутимы, но после трех вспышек моего блица один из них, не поднимая головы, с сердитым видом произносит несколько слов — не иначе: «Уберите фотографа, он мешает полету моей творческой мысли!»

Меня торопит Умару: пора идти во дворец с визитом вежливости. Ведь сегодня пятница — приемный день короля. Вместе со своими министрами он сидит в небольшой глинобитной башне, прихожей-приемной королевского дворца, состоящего из десятка глинобитных построек, окруженных стеной высотой в полтора человеческих роста. Башня — единственный вход во дворец, и через нее с тазами и кувшинами на головах непрерывно снуют к колодцу многочисленные королевские жены. Неподалеку есть, правда, еще одна дверь, выходящая на широкое каменное крыльцо, но она открывается только в дни больших праздников.

Приветствовать короля его подданные обязаны падая Ниц, гость-иностранец должен входить во дворец, сняв обувь. Что делать, этикет есть этикет, и, скинув сандалии, приплясывая на раскаленном песке, я вслед за Умару вхожу в приемную. Король, пятидесятилетний крепкий мужчина в белой чалме и длинном белом одеянии — бубу, восседает в деревянном кресле — шезлонге, министры сидят прямо на глиняном полу. Зовут монарха Серо Тассу, он тридцать девятый король Никки. Его величество весьма тронут видом моих босых ног и, восклицая «Ну что вы, ну что вы!», быстро послал прислугу за моими сандалиями и за креслом для гостя.

Начинается все тот же неспешный разговор со множеством пауз и вежливых улыбок. Король говорит по-французски — до восхождения на престол он был жандармом в колониальной администрации, — поэтому мы обходимся без помощи Умару.

Столь необычный для монархов демократизм объясняется исторически. Власть королей бариба никогда не была абсолютной и ограничивалась рядом традиций и обычаев, а также отдаленностью и могуществом его вассалов. Его функции как главы государства сводились лишь к приему по пятницам просителей и обсуждению дел королевства с министрами. Правда, король бариба являлся еще высшим судьей, выносившим приговоры провинившимся — от наказания палками до отдачи в рабство и смертной казни. Приговоры приводил в исполнение королевский палач, чья должность при дворце считалась одной из самых почетных. Во время войны король возглавлял свое войско, и, соответственно, ему доставалась большая часть военной добычи и захваченных рабов.