Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1974 год

Поехали дальше. В долине, открывшейся внизу, под нами змеилась, убегая в неоглядную даль, дорога. Не там ли где-то должен быть Себастьян? Неожиданно я начал осознавать всю безмерность затеи. За какие-нибудь четыре часа езды от Куэнки мы покрыли расстояние, равное его четырехдневному маршу. Он шел уже больше года, одолел около десяти тысяч километров, а я каким-то образом собирался встретить его на крохотном кусочке дороги, соединяющем два небольших эквадорских города.

Внезапно, огибая широкий поворот, водитель коротко вскрикнул. Серая фигура человека, согнувшегося под внушительным рюкзаком, брела нам навстречу. Я ринулся из машины...

Себастьяна я знал давно — восемь лет назад мы совершили совместное путешествие в Эквадор, чтобы забраться на весьма активно действующий вулкан под названием Сангай. Впоследствии мы побывали и на Баффиновой Земле, где принимали участие в эскимосской охоте.

Уже до нашей встречи на Сангае Себастьян обладал солидным опытом рискованных путешествий и исследований, преимущественно на Южноамериканском континенте. В двадцатидвухлетнем возрасте он совершил беспримерное одиночное путешествие по Амазонке — вниз по одному из ее главных притоков и до самого Атлантического океана. В диких верховьях реки, где он прокладывал себе путь то на каноэ-долбленке, то на временном плоту, его сопровождали индейцы.

После того первого достижения он лазил на вулканы в Эквадоре, наткнулся на город инков в джунглях Перу и совершил еще одно выдающееся речное путешествие, на этот раз с севера на юг: вверх по Ориноко, вниз по Касикьяре к Амазонке, затем на следующий год вверх по Тапажосу и вниз по Парагваю и Паране к Ла-Плате. Все его экспедиции отличались минимальной организованностью и столь же минимальным — по возможности — числом участников. И то и другое — недурные слагаемые для истинного приключения.

Еще на Сангае, зная, как много путешествовал Сноу, я поражался его полнейшей непрактичности и неспособности следить за собой: он не умел, к примеру, разжечь примус, имел весьма отдаленное представление о том, как поставить палатку, с ним постоянно случались какие-то нелепые несчастья. В то же время он проявлял беззаветную решительность и начисто был лишен эгоизма: всегда занимал самый неудобный угол палатки или довольствовался наименьшей порцией пищи.

Впрочем, в последние годы Себастьян (а ему уже сорок пять) все реже испытывает благосклонность фортуны. При попытке спуститься по реке Напо в Ориенте — восточном районе Эквадора — его плот разлетелся в щепы на порогах, Сноу лишился снаряжения и, прежде чем его вызволил вертолет нефтеразведчиков, провел десять дней в скитаниях по берегам реки, сидя на отнюдь не самой питательной из диет — пчелах и меде. Затем он попытался повторить классический верховой поход от Буэнос-Айреса до Вашингтона, предпринятый в двадцатые годы педагогом Айме Чиффли. Будучи весьма неважным наездником и неудачно выбрав компаньона-гаучо, в конце концов он продал лошадей и попытался продолжить путешествие пешком. Однако лето было уже в разгаре, температура в Центральной Аргентине не падала ниже 30° Цельсия, и, протащившись некоторое время по дорогам, Сноу приуныл, а затем и вовсе отказался от своего предприятия.

Вот тогда-то и пришла Себастьяну в голову идея прошагать пешком оба американских континента — от крайнего юга Южной Америки до Аляски, не полагаясь ни на лошадей, подверженных болезням, ни на компаньонов, подверженных малодушию.

Последний раз я видел его полтора года назад: он как раз планировал этот самый поход. С тех пор я получил несколько писем, брызжущих оптимизмом и самоуверенностью, а в один из конвертов, пришедших из Боливии, была вложена фотография, где Себастьян снова выглядел молодым и полным энергии...

И вот наконец мы трясем друг другу руки. Загоревший до черноты, небритый, с морщинками у глаз, Себастьян кажется значительно старше, чем на том снимке, сделанном полгода назад: сказалось напряжение, накопившееся за две с половиной тысячи километров ходьбы. Он одет самым невероятным для тропиков образом: вязаная шапочка, тяжелая штормовка, пара толстых свитеров, твидовые бриджи, высокие носки — словом, типичный наряд для... похода по пустынным болотам нашего Озерного края. Правда, и моя экипировка не хуже — тенниска, шорты, зонтик, — так разгуливают по предгорьям Гималаев. Короче, здесь, в Южной Америке, наша парочка представляла весьма юмористическое зрелище.

Мы заплатили таксисту — бедняга все еще не мог взять в толк, как это мы не собираемся вернуться в Куэнку на его машине, — и, болтая о том, о сем, направились в деревушку, где я не так давно обедал.

— Неплохо было бы остаться здесь до утра, — предложил Себастьян. — Сегодня я прошел двадцать километров.

Через десять минут мы обнаружили, что один из его свитеров... «испарился». Себастьян — непоправимо рассеянный человек. За время путешествия он умудрился потерять два фотоаппарата и двое наручных часов, не считая бесчисленных предметов одежды и пары контактных линз. «Лучшее определение для меня — это «довольно-таки собранный растеряха», — заявил он.

Как только Себастьян скинул последний свитер, я отметил, что в нем нет ни грамма лишнего веса. Ноги костлявые и жилистые, ребра выпирают. За десять тысяч километров ходьбы Себастьян сносил три пары обуви. До выхода в путь он имел обыкновение выкуривать по две пачки сигарет в день, но с начала своего долгого путешествия не взял в рот ни одной. Даже пиво не привлекает его. «Боюсь, я стану еще большим растеряхой, если соблазнюсь хоть каплей спиртного», — сообщил он мне.

Я предполагал разделить с Себастьяном его палатку, но она оказалась слишком маленькой для двоих.

— Примерно половину ночлегов я провел в палатке, — рассказывает он, — а все остальное время ночевал в кафе или вообще где придется.

На следующее утро, едва забрезжил рассвет, мы уже допивали бог знает какую чашечку сладкого черного кофе и готовились начать первый для меня день похода. Для Себастьяна он был 383-м.

Дорога серпентиной вилась вверх по заросшему кустарником холму.

— Давай-ка срежем, — предложил я Себастьяну. — Мы можем скосить здесь и выйти на дорогу как раз на вершине холма.

— Знаешь, я бы не стал. Если, конечно, ты но возражаешь. Предпочитаю всегда держаться дороги, — ответил он и не спеша зашагал вперед. Я махнул на него рукой и вступил на узенькую тропинку, пробиравшуюся между полей маиса к холму, щедро усыпанному дикими цветами. На вершине мне пришлось ждать, пока Себастьян догонит меня, следуя выбранным им более длинным путем.

Неоднократно в течение дня я срезал подобным образом маршрут, и каждый раз Себастьян предпочитал придерживаться основной дороги. Сначала это меня раздражало. Но потом я понял и оценил эту упрямую привязанность путешественника к полоске гудрона или гравия перед глазами. Он держался ее уже больше года, и пройдет, по крайней мере, еще полтора, прежде чем достигнет цели. Чтобы справиться с не поддающейся описанию безмерностью расстояний и монотонностью движения, путешественник совершенно неизбежно должен полностью подчиниться ровному, неизменному ритму, строгой, почти монашеской дисциплине...