Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1975 год

Навстречу бегут две девочки, бритоголовые, с озорными черными глазенками, — зовут на свадьбу. Конечно, играть роль «свадебного генерала» нет времени, да и двойной языковой барьер мешает: сначала с манского на вьетнамский, потом с вьетнамского на русский... Из манского дома тянет запахом жареного мяса, а мясо во Вьетнаме пока еще по карточкам. Чувствую, что моим коллегам очень хочется пойти к манам, время уже к обеду, а у нас с собой только малость риса, отваренного с острой травой и завернутого кулечками в банановые листья. Решаем зайти ненадолго. Наше появление усиливает суматоху, меня усаживают поближе к жениху (едва ли не на место невесты), а разговор, увы, не клеится. Так что налегаем на угощение: рис с острейшим мясом.

Орудую палочками, а в голове вертится все время мысль — эта деревенька, заросли бананов, апельсиновых и мандариновых деревьев находятся на великолепной россыпи, и порожек дома из обломков бокситов, и даже колодец обложен ими же. Мне необходимо немедленно взглянуть на планшет: отмечено ли это место? Но за свадебным столом это явно неудобно. Посидев с полчаса, запив свой рис крепчайшим чаем, снова в маршрут.

И так из долинки в долинку, через перевалы, вверх — потяжелей, вниз — едва ли не вприпрыжку. Ну что же, россыпи нанесены верно, а вот с шурфами не все в порядке, надо доделать. Тут еще много работы; будут уточнены границы россыпей, их объем, подсчитаны запасы, мои коллеги облазят склоны в поисках коренных пород — откуда-то эти обломки взялись, — а там и дорогу начнут строить, и месторождение разрабатывать.

Может быть, и жених через несколько лет сядет за руль МАЗа, а невеста станет работать на обогатительной фабрике? Так, наверное, и будет.

Усталость сняло, сразу спускаемся с последнего перевала в долину. Чувствую, что вьетнамцы еле идут, да и мой шаг не так уж размашист.

Последнее, что вижу перед своим бунгало, — старый блиндаж, построенный еще французскими колонизаторами. Он сложен из кусков боксита — тоже пойдет в дело когда-нибудь.

...Темнеет. Повар приносит керосиновую лампу. Включаю приемник. В Москве 15 часов, ветер северо-западный, мокрый снег, температура минус 3 градуса.

М. Вольперт, геолог

Вьетнам, 1975 г.

Если лететь над тайгой несколько часов подряд и неотступно вглядываться в нее, то в глазах начинает рябить и неумолимо клонит в сон. Это верный признак усталости.

Я отстраняюсь от иллюминатора Ан-2 и оглядываюсь. Вся кабина будто плывет, с трудом различаю своих напарников. Заглядываю в кабину пилотов. Нелегкая у них работенка, что и говорить! Но сегодня и все мы, сидящие в самолете, не просто пассажиры, а наблюдатели. Наша цель — учет копытных животных в районах западного участка трассы БАМа в пределах Иркутской области. Трудно поверить, что при полете над тайгой на скорости почти 150 километров в час, когда бесконечной чередой мелькают и деревья, и выворотни, и снежные сугробы, с высоты ста метров отчетливо видны не только крупные звери, но и взлетающие пичужки. Иркутские охотоведы даже предложили учитывать с вертолета соболиные следы, — они тоже хорошо различимы, если только тайга не слишком густая. При помощи авиации проводят ныне учет самых различных зверей и птиц — от лосей и медведей до бобров, ондатрой куропаток. Конечно, получаемые таким способом сведения приблизительны, но и они помогают в изучении численности и размещения животных.

— Олени! Смотрите, олени! Пять вместе и еще пара! — восклицает мой «дублер», сидящий у соседнего иллюминатора. Он впервые участвует в проведении авиаучета и не может сдержать своих эмоций, забывая, что нельзя в полете отвлекать других наблюдателей. К тому же что тут особенного? Небольшие стада диких северных оленей встречаются здесь довольно часто. Теперь с левого борта хорошо видно, как семь оленей, вытянувшись цепочкой друг за другом, торопливо бегут через болото в сторону леса. Снег глубокий, двигаться животным трудно, и вскоре они останавливаются, обессилев.

Мы прокладываем маршруты в основном по долинам рек, где местность хорошо просматривается и зверей легче обнаружить. Сегодня уже обследованы низовья Орленги, бассейн реки Иги, верховья Таюры с ее притоками, и теперь мы продвигаемся вниз по Таюре к трассе БАМа. Она дает знать о себе издалека заметным дымом костров. Четкая линия просеки под будущую железную дорогу пролегла рядом с долиной речки Нии — одного из правых притоков Таюры. У слияния этих рек вырос новый поселок Звездный, название которого за короткий срок стало таким популярным. Вот и он сам открылся перед нами с левого борта — белеют свежим деревом длинные ряды бараков и домиков на пологом склоне, переплелись внизу замысловатые узоры дорог.

Летим параллельно трассе, держась от нее немного стороной. Звериных следов здесь меньше. Пугливые олени, видимо, ушли подальше от -шума. Неожиданно вижу лося, лежащего прямо на открытом месте. Самолет пролетает над ним, но зверь, что называется, и ухом не ведет, очевидно, он привык к звуку моторов в небе над БАМом, ведь здесь то и дело проходят вертолеты, направляясь на более отдаленные участки — в Казачинск, Магистральный, Лунный.

...Странная все-таки у нас, биологов-охотоведов, профессия, слишком уж много в ней противоречий. Мы клянемся в любви к природе и животным, однако ходим на охоту, стреляем птиц и зверей, вызывая упреки инакомыслящих. Внешняя романтика этой специальности, связанная с путешествиями, таежными походами, охотой, переплетается с весьма прозаическими будничными заботами и трудностями. Но самое главное противоречие уходит корнями в проблемы экономические, даже, пожалуй, психологические.

Разве нам не хочется вместе со всеми трубить общий сбор «Даешь БАМ!», как призывает горнист-всадник на плакате в усть-кутском аэропорту? Разве мы не завидуем тем, кто уезжает под гром оркестра на передний край стройки века? Так стоит ли вообще толковать об охране этой самой тайги со всяким ее зверьем?

Вот за эти дни налетали мы над Усть-Кутским районом тысячи километров — и все над тайгой, бескрайней, молчаливой, угрюмой, сами собой просятся эти привычные эпитеты. В самом деле, если даже меня, охотоведа и таежника, всякий раз поражает масштабность, широта тайги, ее грандиозный, всесибирский размах, то каковы же чувства непривычных к тайге людей, когда они видят ее с высоты птичьего полета? Горожане, занятые своими производственными и техническими заботами, глядят на тайту через круглые окошечки иллюминаторов и, наверное, думают: ни конца-то ей, ни краю, за далью даль, до самого океана, хоть к северу, хоть к востоку, все едино. Расступись, подвинься-ка, товарищ тайга! Трасса БАМа, зимние автодороги, даже долина Лены с редкими селениями у подножия угрюмых сопок — все это лишь мелкие вкрапления среди таежного океана-моря. Ну и разумеется, наступление на это таежное безлюдье должно быть только фронтальным, и можно уверенно говорить о неисчерпаемости лесных ресурсов, о новых леспромхозах, будущих территориально-производственных комплексах. Правда, какие-то экологи порою толкуют о своих заботах, о нехватке воды и воздуха, тревожатся за растительность и фауну. Это в тайге-то! Люди делом заняты, большим, славным, план выполняют, тайгу побеждают. О каких травках-пичужках может идти речь?