Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1977 год

Жизнь бутанца связана с дзонгом общественно, политически и религиозно. Крепости действительно напоминали мне трансатлантические лайнеры — замкнутые автономные миры в открытом море. Только вместо воды вокруг теснились горы. В дзонги приходят жить монахи из более мелких монастырей, туда приводят закованных правонарушителей, которых сажают в темное узилище по соседству с цейхгаузом. В дзонг являются все главы деревень на заседания административных советов, крестьяне — чтобы сдать продукты, воины — чтобы получить оружие. Все они остаются ночевать в крепости, где на узком мощеном дворе на глазах у всех разыгрываются ежедневно человеческие комедии или трагедии. Каждый становится свидетелем чужих радостей и горестей, выставленных на всеобщее обозрение и суд властителя закона, властителя провианта или властителя душ.

В крепость вели два марша крутых ступенек. В случае нападения лестницу разрушали, и вход повисал высоко в воздухе. По обе стороны колоссальных ворот, усеянных стальными заклепками, располагались маленькие тоннели пробитые в толстой стене. Выше виднелись узкие бойницы, сквозь которые вели наблюдение за окрестностями. Укрытая в знойной долине, отрезанная со всех сторон зимними снегами и летними разливами, Пунакха выглядела абсолютно неприступной. И это не только впечатление, но факт: за всю историю Пунакху никто не смог одолеть; бутанцы, засев за стенами этой цитадели, бросали вызов Тибету, ассамским раджам и англичанам. Впрочем, последнее относится не только к Пунакхе, но и ко всему Бутану, сумевшему и сейчас сохранить свои самобытные формы правления, религии и искусства — все это в век, когда в малых странах искусство и религия, не говоря уже о политике, в сильной мере подвержены иностранному влиянию. Словно Алиса в Стране чудес, я карабкался по шатким лестницам, углублялся в темные коридоры, заглядывал в окна или выходил на балкон, откуда открывался великолепный вид на реку. Золото, яркие краски, голубые или оранжевые потолки, огромные занавеси из тончайшей парчи — все создавало впечатление волшебного калейдоскопа.

Мы поднялись по очереди на все этажи, осмотрели молельни и залы собраний. Описание их заслуживает целой отдельной книги. Фрески, золотые и серебряные вазы, резные, покрытые позолотой статуи составили бы гордость любого музея. Понадобились бы недели, если не месяцы, для того, чтобы ознакомиться хотя бы с частью сокровищ Пунакхи. Здесь были подарки, изготовленные крестьянами страны, пышные подношения послов далай-ламы и бывших вассалов короля. Здесь, как в фокусе, сконцентрировались все богатства бутанского искусства: ремесленников-умельцев непременно посылали в Пунакху.

Красота всех этих предметов зиждется на любви, которую вкладывает умелец в свое изделие. Резьба балок, лепка кувшинов, ковка чугунков — все это в своей первооснове было искусством, к которому приступали с песнопениями и молитвами.

Вообще говоря, предметы, которые мы считаем порождением культуры, по-видимому, являются производными окружающей среды. Почему в Бутане люди «изобрели» те же сельскохозяйственные орудия, те же глиняные горшки, ту же форму бочонков, которую мы видим в европейских районах со схожим климатом? Будь я индийцем или китайцем, меня удивили бы в Бутане маслобойки, деревянные седла, кровли домов, форма дверей, лопаты на длинных черенках. Но мне все это было знакомо по Швейцарии.

Излишне, видимо, говорить, что в прошлом между Западной Европой и Бутаном не было никаких контактов. Гигантские просторы разделяют Альпы и бутанские Гималаи. Но сходство бросается в глаза до мельчайших деталей.

Довольно часто встречаются утверждения о том, что климат и экология — важные факторы развития цивилизации, но никогда еще я не видел столь яркого подтверждения этому, как в Бутане. Возможно, существует некий инстинктивный «модуль» в том, что мы считаем разумом, и поэтому все ухищрения нашей технологии, по сути, являются бессознательным проявлением этого инстинкта, а не изобретениями ума. Я уверен, что, если бы Бутан оставался в изоляции, там непременно появился бы свой Ньютон...

Конечно, скажут мне, путешественник всегда склонен сравнивать увиденное с уже известным ему. Знаю. Но здесь я не мог отделаться от ощущения, что я не дивлюсь на чужую страну, а просто новыми глазами смотрю на свою собственную. Исчезла лишь дымная заводская завеса и коммерческий налет, так исказившие наши ландшафты.

Покинув Пунакху, мы продолжили путь по западному берегу реки Мачу. И тут нас застигла жуткая гроза. Молнии пронзали завесу воды, а сильнейший ветер едва не сбивал с ног. Горы окутались тучами, тьма упала средь бела дня. Бутанцы называют свой край Страной драконов грома, поскольку здесь верят, что гром испускает дракон, мчащийся по небесам. Укрылись мы в двухэтажном деревянном здании с маленькими готическими окнами по фасаду — новой школе.

— В 1964 году король Джигме Дорджи приказал открыть в провинции более сотни подобных школ, — рассказал мне молодой учитель. — Многие дети живут очень далеко отсюда, поэтому они остаются в интернате и сами себе готовят. Король выделяет школе рис.

Он ввел меня в один класс, совершенно пустое помещение с гладким деревянным полом, на котором сидела стайка ребятишек в коротких черных кхо; они дружно приветствовали меня.

— Здесь они учатся «дзонгкха» (языку дзонгов) и английскому. Учебников еще мало, но сейчас в Тхимпху готовят несколько изданий, — продолжал наставник.

В следующем классе бутанские дети читали что-то нараспев. Письменного бутанского языка не существует. (В официальных документах пока пользуются тибетским.) Но ученые-лингвисты вырабатывают бутанскую грамматику, используя тибетский алфавит и упрощая орфографию, которая в литературном тибетском невероятно сложна.

Молодой учитель понравился мне своей начитанностью и энергией. Когда я спросил, что побудило его выбрать столь отдаленное место, он ответил: «Такова была королевская воля. И потом, я ведь тружусь на благо страны».

Примечательные слова. Мне не раз приходилось видеть в странах, где я побывал, как молодые люди, получившие образование за границей, возвращались, преисполненные презрения к собственному народу, и наотрез отказывались ехать «на окраину».

Они предпочитали устраиваться в городе, где есть кино, нежели возвращаться в родную деревню и помогать своим согражданам.

В Бутане этой проблемы не существует. Идея служения — высшая доблесть для бутанца, при этом служение стране и королю равнозначно. Замечу еще, что королевская власть в Бутане одновременно наследственная и... выборная. Каждые три года «должность» монарха утверждает абсолютным большинством выборное национальное собрание из знати и высшего духовенства.