Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1977 год

Дело в том, что у хевсуров до недавнего времени существовали дуэльные поединки на саблях — кечнаоба. Было несколько вариантов таких поединков. Если случался тавметавеоба, бой кровников, то тут удары прямыми хевсурскими саблями — палашами наносились с полной силой. Противоположностью этой жестокой дуэли была парикаоба, поединок дружеский и бескровный, что-то вроде игры или танца. Если сражение возникало из-за взаимных оскорблений, мелких ссор на свадьбах, поминках или даже в пути, то такая дуэль называлась чрачрилоба, или просто чроба. Они случались наиболее часто. В этих поединках для того, чтобы не убить противника и не навлечь на свою семью кровную месть, требовались выдержка и осторожность. Удар клинком полагалось наносить только по голове, от верхней части лба и до макушки.

Дастакари с удивительной смелостью брались за сложные черепные операции. Сейчас нас просто поражает их решительность и уверенность в благополучном исходе. Причем решение ведь принималось в одиночку, без всякого консилиума. Врач Георгий Тедорадзе в 1941 году описывал работу девяностолетнего дастакари Мчелико Ликокели, который сделал за свою жизнь 440 хирургических операций, и 98 процентов из них прошли удачно. Старик один, без помощников, делал трепанацию черепа за четыре часа.

Интересно, что никакого обезболивания хевсуры во время операции не применяли. Только в крайнем случае разрешалось больному выпить водки. Хевсуры — мужественные люди, выдать свою боль считается у них большим позором. Дастакари изготовляли лекарства из известных только им трав. Иногда в ход шли листья деревьев, минералы, яйца, мед, масло и даже живые черви, которых помещали в рану для ее очищения. Наиболее распространенной была мазь из яичного белка, масла и меда, но чаще всего раны очищали и дезинфицировали просто соленой водой. В каждом ущелье был свой дастакари, своя знаменитость: нести раненого через перевал в соседнее ущелье трудно, а зимой просто невозможно.

Мне очень хотелось повидать настоящего дастакари, поговорить с ним, посмотреть его инструменты, а если повезет, и операцию. К тому времени, когда я попал в Хевсуретию, Мчелико Ликокели умер, дастакари из селения Шатили переехал жить в другое место, с лекарем из Гудани — Гадуа я встречался, но не знал, что он дастакари. Тогда меня интересовало старинное хевсурское оружие, о чем мы с ним и поговорили. Сейчас же Гадуа тоже не было в Хевсуретии. Оставался только один дастакари — Бедзина Арабули, но он был стар и, по слухам, болен. К тому же Бедзина жил в селении Джута, стало быть, к нему нужно было добираться через перевал высотою в три тысячи метров. Но поскольку он был единственным и последним дастакари, я решил идти в Джуту.

Селение это находится в Казбегском районе и лежит высоко в горах под остроконечными вершинами горного массива Чаухи. Мне очень повезло: неожиданно я застал в селении Джута сына Бедзины, учителя русского языка Кобу Арабули, своего старого и доброго знакомого. Без его помощи мне вряд ли удалось бы увидеть и узнать все то, о чем я хочу рассказать. Коба, молчаливый, скромный человек, лет тридцати с небольшим, живет и работает в школе-интернате Барисахо, а в Джуту пришел помочь немного по хозяйству. В семье он самый младший.

Его отец Бедзина Арабули с черным лицом, ввалившимися щеками и глубоко запавшими глазами сидел, укутанный в одеяло, на кровати и курил, едва поддерживая ослабевшей рукой мундштук с сигаретой. Под его стеганые сапоги была заботливо подставлена скамеечка. Вид у старого лекаря был скорбный и отрешенный» Коба рассказал мне, что отец его заболел недавно, после того, как брат Кобы и сын Бедзины — Михаил погиб в снежной лавине. Мы присели возле горячей железной печурки и, как полагается, начали разговор издалека: погода, здоровье, состояние снега на перевале...

— Уважаемый Бедзина, — приступил я наконец к делу (Коба переводил мои слова), — мне известно, что вы знаменитый дастакари, что вы спасли и вылечили многих людей. Я прошу вас рассказать о своем искусстве.

Старик что-то медленно проговорил.

— Он сказал: «Пусть спрашивает», — перевел Коба.

— Сохранились ли у вас инструменты, которыми вы делали операции, и нельзя ли их посмотреть?

Слабый жест рукой, несколько негромких слов — и Коба достает из шкафа старую деревянную коробку. Он раскладывает содержимое ящичка на стуле, старый лекарь что-то говорит. Ножичек из пожелтевшей, ставшей даже коричневой кости. «Для очистки ран», —переводит Коба. Слегка согнутая костяная лопаточка. «Чтобы кожу поднимать на голове. Сделана из ребра быка». Деревянная палочка для зондирования пулевых ран. Металлический скребок. «Кость соскребать». Сфотографировать инструмент не удалось, было слишком темно. Пришлось зарисовать его.

— Очень прошу вас, расскажите, пожалуйста, уважаемый Бедзина, как вы делали операции. Все с самого начала и до конца, — говорю я.

Старик молчит, думает, потом начинает медленно говорить. Коба переводит:

— Если рана видна, ее надо почистить, подготовить к операции. Если раны нет, но у человека болит голова, нужно найти больное место. Для этого на голову клали тесто. На больном месте оно высыхает скорее. Здесь и надо было разрезать кожу крестом, лопаточкой отделить ее, отогнув от черепа, и чистить кость железным скребком. Иногда приходилось соскребать до самого мозга.

— И сколько времени занимала эта операция? — спрашиваю я.

— Иногда несколько часов, а иногда несколько дней, — отвечает Коба. — Затем дезинфекция соленой водой. Кость на больном месте всегда мягкая, скрести ее надо осторожно, чтобы не удалить много здоровой кости. Потом на очищенное место клали лекарство и рану зашивали. Головная боль обязательно проходила.

— Какие же применяли лекарства?

— Травы были специальные, отец их собирал, варил. Мед и масло тоже. В последнее время отец брал лекарства и из аптеки, стрептоцид покупал.

Коба рассказывает, что когда он был мальчиком, то не раз видел эти операции. Его погибший брат Михаил учился у отца, помогал ему. Бедзина принимал раненых здесь, в этой самой комнате, и что бы у них ни было: сабельный удар, переломы или черепная рана — все уходили отсюда на своих ногах. Смертельных случаев у Бедзины не бывало. Если он видел, что человека вылечить нельзя, то не брался за дело...

Печальные глаза старика, освещаемые пламенем из открытой дверцы печки, обратились на меня. Он слегка поднял руку, в которой был зажат мундштук с потухшей сигаретой, и что-то произнес.

— Отец говорит, — перевел Коба, — что он лечил больше двухсот человек с больной головой и что теперь уже больше никого не вылечит...

Наверное, в моем рассказе кое-что может показаться маловероятным, неправдоподобным. Ведь трепанация черепа непростая операция... У меня поначалу «легенды» о дастакари тоже вызывали некоторые сомнения, и пришлось обратиться к специальной литературе. Я узнал, что подобные операции делаются до сих пор и точно такими же методами во многих азиатских, африканских и южноамериканских странах. В книге Генриха Шурца «Первобытная культура» я нашел фотографию трижды трепанированного (!!!) черепа древнего перуанца. И уже совсем невероятные на первый взгляд вещи прочел в немецком журнале «Раскопки и находки». Оказывается, трепанацию черепа делали друг другу доисторические люди! Причем это было вполне обычным явлением. Попала в голову стрела с каменным наконечником, пробила череп, сейчас же другой человек приступал к операции: убирал осколки кости, очищал рану, не повреждая при этом оболочку мозга. Отверстие заживлялось и зарастало — у молодых быстрее, у старых дольше. Но без всяких осложнений.