Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1978 год

И мелькнула тогда у меня мысль — а может быть, истоки неуловимой, естественной виртуозности народных мастеров в том, что секреты ремесла передаются из поколения в поколение, и поэтому в каждой наследственно-профессиональной группе дети уже как бы «запрограммированы» на «свое» творчество?

...Но вот мастер натягивает кусок ткани на деревянную раму, присматривается к нему, и, чувствуется, что в это время он видит всю картину, которая сейчас будет создана именно на этом куске ткани, в полном соответствии с размером, формой и назначением будущего изделия. Так где же граница между понятиями «ремесленник» и «художник»?

Нет, конечно, одними техническими секретами и навыками здесь ничего не объяснишь. Как невозможно объяснить, откуда это чувство глубокого покоя, которое меня охватывает всегда, когда я сижу рядом с работающим мастером...

Хрупки и недолговечны творения народного искусства» Но то, что хранится в музеях или в частных коллекциях, выглядит как нескончаемый фильм, кадр за кадром разворачивающий перед зрителем неисчерпаемую панораму народной жизни. И дело не только в том, что, как. принято говорить, мастера изображают людей в процессе труда — пахарей, пастухов, ремесленников, водоносов, торговцев, возчиков, охотников и так далее. А сами герои — конкретно-назидательны, отражают или восхищение изображаемыми персонажами, или гневное их осуждение, или почтительное или остросатирическое к ним отношение, являются как бы простыми и доступными букварями жизни. Все неизмеримо сложнее.

Огромное место отводится изображениям женщин — этих, как говорят в Индии, «богинь домашнего очага». Женщины с детьми и без детей, женщины в обществе мужа и родных, женщины, занятые доением коров, сбиванием масла, отвеиваньем зерна, ткачеством, вышивкой и другими домашними работами; женщины, несущие на голове сосуды с водой, играющие на музыкальных инструментах, танцующие, украшающие себя цветами, просто стоящие в красивых позах.

В недрах каждого племени, каждого рода, да и каждой семьи веками сохранялись культы своих, самых любимых богинь-матерей. И поэтому изображений их не счесть. Но не случайно символических изображений матери доброй, матери-покровительницы, матери, всегда готовой защитить и оберечь людей — каждого из них! — как своих родных детей, больше, чем изображений матери гневной и карающей.

Образ такой женщины, нежной, грациозной, «украшенной блеском своих добродетелей, как сияньем алмазов», любящей и охраняющей от любой напасти, всегда пытался создать каждый из индийских мастеров. Это могла быть богиня, покровительница людей (и особенно — детей), полей и лесов, рек и колодцев, диких и домашних животных, а могла быть и просто земная женщина, обладающая теми же качествами, — это не играло роли.

Вот богиня Лакшми, богиня счастья и красоты, жена бога справедливости Вишну, сидит у его ног, в то время как он покоится на спине извечного змея в бескрайних водах вселенского океана. Она сидит, любуясь супругом, и, нежно касаясь руками его стоп, сидит, оберегая его покой, его сон. Эго воплощение идеального отношения жены к мужу, и именно так воспринимают индийцы подобные изображения.

Вишну не раз появлялся на земле, чтобы уничтожить Зло и поселить Правду среди людей. И каждый раз Лакшми воплощалась в земную женщину, его супругу. И каждый раз всем своим образом жизни, мыслями, чувствами, поведением служила примером, которому должны подражать истинные жены.

Одно из таких ее воплощений — Сита, супруга юного царевича Рамы, облик которого принял Вишну, чтобы уничтожить самого страшного из демонов зла и насилия — десятиглавого Равана.

Как только в любом городе или деревне, куда я приезжала, люди узнавали, что я написала на далеком русском языке пьесу по мотивам эпоса о Раме и Сите, мне сразу стремились показать все, что связано у них с этим эпосом, — будь то театральные и танцевальные представления или же произведения местных мастеров. Каких только фигурок я не видела! И до чего же точно знает каждый житель Индии свой любимый эпос. Вот Сита сидит у ног любимого супруга, а вот она, гордая и счастливая, рядом с ним на троне. В другой композиции она следует за ним в изгнание, неуклонно стремясь, как и должна стремиться каждая жена, разделить с ним горе, как делила радость. Затем Сита возле лесной хижины украшает мужа гирляндой из свежих цветов, потом в горе и ужасе отворачивается от Равана, который похищает ее, волшебством заманив Раму далеко в лес. А кто эта хрупкая, нежная женщина, смело вступающая в пылающий костер? Тоже Сита, освобожденная Рамой, Она доказывает мужу и всему миру, что осталась чистой, даже пробыв столь долго в плену у властного демона. Если же не чиста, то пусть огонь испепелит ее! И огонь ее не испепелил.

Не берусь даже пытаться очертить тот, говоря языком науки, ассоциативный круг представлений, что возникает у каждого индийца, когда он видит материальное воплощение этого мифа. Но чисто по-человечески не могу не ощутить необъяснимое словами, нерасчлененное единство сказочной фантазии, умения обобщать в символических образах свои представления о добре и зле, о нравственности и греховности, веры в победу правды над несправедливостью — с любым конкретным проявлением каждодневной жизни.

Одна из земных ипостасей бога Вишну — пастух Кришна. Две земные женщины сопутствуют ему в жизни: одна пастушка, Яшода, стала его приемной матерью, другая — Радха — возлюбленной.

Кришну, пастуха, ставшего впоследствии царем, в Индии любят. Особенно женщины. И нет такого индусского дома, где не было бы изображения Кришны: или ребенком — вместе с Яшодой, или юношей — вместе с Радхой.

Яшода (или, как произносят в современной Индии, Ясода) считается воплощением всепрощающей материнской любви. Поэтому чаще всего выбирают сценку, когда маленький Кришна, который очень любит свежесбитое масло, думая, что Яшоды нет дома, позвал к себе друзей-пастушат, запустил руку в кувшин, вытащил оттуда только что приготовленное масло и роздал его друзьям, не забыв при этом и себя. А Яшода, застав сына за этим занятием, тихонько притаилась за дверью и любуется им. Именно этот эпизод из детства Кришны особенно нравится индийцам, и в дни весеннего праздника, посвященного ему, можно видеть, как для уличных мальчишек высоко подвешивают сосуд с маслом, а они, взбираясь друг другу на плечи, устраивают иногда живые пирамиды до второго-третьего этажа, чтобы, добыв масло, тут же его съесть.

Народное творчество — и устное и рукотворное — как бы подчеркивает великую «человекообразующую» силу атмосферы любви и доброты, что с детства окружала Кришну.

Кришна стал пастухом. И поэтому там, где изображается Кришна, почти всегда присутствуют коровы — то отдыхающие на лугу вокруг него, играющего на свирели, то бредущие вслед за ним в деревню. Но не только корова, священное животное божественного пастуха, вошла в индийское искусство как самостоятельный объект изображения. Она лишь символ темы живой природы, на редкость многогранной и многозначительной.