Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1978 год

Совсем непросто это было сделать тогда. Опершись на свои пищали, задумчиво, тревожно смотрели они на неведомую реку, гадали, что скрывается за ближайшим поворотом, куда она их приведет, можно ли доверять обманчивой тишине. За ними лежала громадная таежная страна, по которой они прошли от родного Урала, а впереди маячило неведомое. И сколько же имели эти люди гордого достоинства и самоуважения, чтобы после всего пережитого рассказать о своих мытарствах такими скупыми словами: «А волоком шли день ходу (через Джугджурский хребет!) и вышли на реку на Улью, на вершину. Да тою Ульею-рекою шли вниз стругом, плыли восьмеры сутки. А на той же Улье-реке, сделав лодию, плыли до моря, до устья той Ульи-реки, где она пала в море, шестеро сутки».

Святое это дело — быть первооткрывателем. И мы, прилетев сюда, в этот край, тоже почувствовали себя сродни первопроходцам.

Под базу нашли лесистую площадку на берегу Кивангры. Здесь поставили палатки, начали воздвигать лабаз. Выбрали четыре большие ели, которые стояли близко друг к другу, спилили верхушки, положили бревна-стропила, на них — жерди. Получилось нечто вроде наблюдательного поста. На площадку вверх забросили ящики с макаронами и тушенкой, яичным порошком и сгущенкой, мешки с мукой и крупами. Это продовольствие пригодится осенью, когда мы снова вернемся сюда.

Лабаз сооружали от медведей. Геологи не раз оказывались свидетелями, как взрослые звери, не в силах залезть на лабаз, подсаживали туда малышей, те сбрасывали ящики; дальше было просто делом техники — медведи сжимали лапами банку так, что дно лопалось и содержимое выплескивалось прямо в пасть. Особенно любили они сгущенное молоко и варенье.

На базе Кивангры партия разделилась на отряды по четыре-шесть человек. Очень пригодились бочки из-под бензина. С одного бока мы вскрывали бочку, как консервную банку, туда закладывали спальные мешки, палатку, продукты, закрывали той же крышкой, приворачивали толстую проволоку. Вертолет разбросал бочки по маршрутам. Мы могли идти налегке от бочки к бочке и выполнять основную работу.

Скользя на крутых осыпях, цепляясь за выступы отвесных скальников, изнывая от жары и жажды, продираясь через сплошные заросли кедрового стланика и ерника, где дурманил голову запах каких-то диких трав, с ружьями и радиометром мы взбирались на вершины и спускались с них, чтобы начать новый подъем. Рюкзак разбухал от камней, и к вечеру лямки жгли плечи.

И так с утра до ночи. По пятнадцать-двадцать километров в день. Слишком коротко здесь лето, и много надо пройти, чтобы уложиться в сроки и план, рассчитанный на предел человеческих возможностей. А поздно ночью при свечке надо было разбирать образцы, упаковывать камни в бумажные пакеты и брезентовые мешки, сушить над печкой мокрые шлихи, заполнять журналы, обозначать на карте места, где брали тот или иной шлих.

А еще надо было рубить дрова для костра и печек, готовить еду, выпекать хлеб, добывать воду, которая в жаркие дни вдруг уходила под камни, — словом, заниматься всем, чтобы обеспечить более или менее сносную жизнь.

С точностью заведенного механизма мы перебирались на новые места, вырубали в чаще полянки для палаток, сооружали из бревен и жердей нары, делали лабаз, уходили с этой базы в маршруты и, закончив работу, накормив своей кровью полчища комаров и мошки, перебирались на другой участок, где разбивали новый лагерь.

Нет, мы не открывали месторождений, не находили золотые горы. Мы просто вели геологическую съемку для карты, где в одном сантиметре укладывалось два километра тяжелого нашего пути. После камеральной обработки, исследования образцов и шлихов в дотоле пустых вулканических породах обозначатся признаки полезных ископаемых. В будущем карту прочитают другие геологи и по этим признакам поведут уже поисковые работы, точно нацеленные и детальные.

...Оставалось еще несколько последних маршрутов. Уже догорало лето. Созрев, опадала оранжевая морошка, на корню засыхали и морщились подберезовики и маслята, багровели поляны брусники. Светлели леса. Прибавлялись золотые и алые краски.

В глубине кедровника стояла палатка нашей начальницы Лиды Павловой. Мы же обосновались у обрыва к ручью. Посредине оборудовали кухню, то есть вбили колья с перекладиной над костром, сверху натянули брезент от дождя, из жердей сделали нары для хранения мешков и ящиков с продуктами.

А в километре от нас было море. И днем, а особенно по ночам мы слышали его трубный гул. Море подбрасывало нам разную мелочь: доски, обрывки сетей, ящики, поплавки из пенопласта. Так что мы сделали стол и табуретку и могли теперь, расположившись с комфортом, сколько угодно слушать Лидины наставления...

Сегодня Лида Павлова идет с Колей Дементьевым на гольцы, нависающие над речкой Безымянной. Боре Доля и мне приказывает двигаться по самой речке и взять не менее пятнадцати шлихов. Дело привычное, но тут надо было еще через водопад и горловину у гольцов выйти к высокогорному озеру 307. Оно, несомненно, образовалось от мощного тектонического сдвига, лежало в каменной чаше-каре. Поблизости не было подобных озер, и очень странно, что эвенки, мудрый и поэтический народ, кочуя по этим местам, оставили его без имени. Как так? Почему здесь они не раскидывали своих стойбищ? Что заставляло охотников обходить это озеро? Эвенки прокладывали тропы в куда более тяжелых горах...

Для нас озеро (назовем мы его, как и речку, пока Безымянным) представляло практический интерес. Сюда впадало несколько ручьев, и за тысячи лет вода, несомненно, нанесла много интересного. Озеро могло стать лакмусовой бумажкой, которая позволила бы нам точно определить направление долгожданной всеми рудной жилы. В том, что таковая существует, мы не сомневались. На нее указывали разные косвенные данные, включая геологическую разведку с самолетов и спутников.

Мы видели это озеро с вертолета. Оно сверкало, как бриллиант, заключенный в темно-зеленую оправу кедрового стланика. Суеверно полагая, что все таинственное надежно прикрыто неприступными горами и зарослями, мы с тем большим упорством хотели пробиться к нему. Нам представлялось, что вообще-то и через прижим, и водопад, и стланики пройти можно. Но Лида умела читать аэрофотоснимки. У нее был стереоскоп, где, как наяву, рельефно-выпуклыми виделись горы и безнадежно глубокие ущелья. Она-то лучше нас знала, какая дорога ожидает, потому и сказала:

— Только не рискуйте. Отказ — не обух: шишек на лбу не будет.

— Постараемся, — отвечает Боря Доля, он старший.

Мы натягиваем болотные сапоги и в который раз недобрым словом поминаем снабженцев экспедиции. В мороз сапоги лежали на холодном складе. Конечно, они потеряли эластичность, полопались и, несмотря на все старания заклеить, текут как решето.