Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1978 год

Студенты решили не возобновлять занятий до окончания всеобщей забастовки. Элой Монтехо воспользовался неожиданными каникулами, чтобы навестить родных, живших в небольшом городке Масая в тридцати километрах к востоку от столицы.

Масая ничем не похож на Манагуа. Как и большинство провинциальных городов, он сохранился почти таким же, каким был в начале века: приземистым, невзрачным, пыльным. Единственное высокое здание — не небоскреб, нет, просто десятиэтажный дом — высилось на центральной площади, почему-то носящей имя Арсенальной. В нем размещались банк, адвокатские конторы, торговые фирмы. Напротив доживало свой век иссеченное ветрами и дождями сумрачное здание муниципалитета, которое когда-то было резиденцией испанских колониальных властей. Сбоку на площади притулился собор, маленький, невидный, славившийся лишь своим колокольным звоном.

А вокруг Арсенальной кружили, петляли, горбились на пригорках одноэтажные и двухэтажные дома, крытые потемневшей от времени черепицей. На окнах, как в старину, — металлические или деревянные решетки.

Сойдя с автобуса, Элой почти бегом направился домой: соскучился, полгода уже не видел родных. Вот и родное «гнездо». Каким он кажется маленьким, этот глинобитный домишко, и каким большим, прямо-таки огромным сохранился он в детских воспоминаниях!

Нетерпеливо толкнув деревянную дверь с облупившейся голубой краской, Элой вошел в гостиную, куда в простых никарагуанских домах попадают прямо с улицы, без всяких новомодных излишеств в виде прихожих и коридоров. Радостно позвал мать, но дом молчал. Взгляд невольно задержался на собственной увеличенной фотографии. Стена, на которой она висела, некогда была выкрашена в светло-серый цвет, но со временем приобрела грязно-бурый оттенок. По. отваливающейся штукатурке расползлись пятна сырости. С фотографии он перевел взгляд на дешевую цветную литографию с изображением Девы Марии — единственное украшение гостиной. Но где же мать? Отец-то на работе, а брат Хосе, конечно, в колледже. Элой заглянул в спальню, в бывшую «детскую» и прошел в патио — внутренний дворик, являющийся непременной принадлежностью любого креольского жилья. На скамейке, в тени раскидистого фламбойяна, что цветет по весне яркими красными цветами, глубоко задумавшись, сидела мать.

Увидев сына, она порывисто поднялась навстречу. После первых объятий и поцелуев отстранилась и, тяжело вздохнув, вдруг неожиданно сказала:

— Ох, не вовремя ты приехал погостить, сынок. У нас ведь в городе неспокойно.

— Сейчас в Никарагуа нет спокойных мест, мама, — улыбнулся Элой, думая, что она зря бередит себе сердце. Ну что может произойти в их маленьком, заштатном городишке?

Но, прожив в семье несколько дней, юноша убедился, что предчувствия не обманули мать. 20 февраля, в понедельник, Элой пошел на демонстрацию, посвященную памяти Сандино, убитого 44 года назад. Однако солдаты разогнали ее. И тут же в Масае, где обстановка я раньше была напряженной, начались волнения. Дня не проходило без стрельбы, без стычек горожан с национальными гвардейцами.

После работы в столярной мастерской, где Элой помогал отцу, он забегал ненадолго домой и, наскоро перекусив, исчезал на весь вечер. Возвращался не раньше полуночи, злой и веселый одновременно, взбудораженный услышанным, увиденным, пережитым.

По субботам и воскресеньям он пропадал из дома на целый день. Но 26-го, в воскресенье, никуда не пошел. Ожидалась трансляция по телевидению митинга в Манагуа, на котором с речью должен был выступить президент-диктатор генерал Анастасио Сомоса.

— Может, он наконец объявит о своей отставке? — высказал предположение отец, когда вся семья собралась перед стареньким телевизором.

Элой скептически хмыкнул.

На экране появилась главная площадь столицы, заполненная людьми.

— Смотри-ка! — удивленно воскликнул Хосе. — Сколько народу собралось! Тысячи! Вот уж не ожидал, что у Коротышки так много сторонников.

— Да это и не сторонники вовсе, — возразил брату Элой. — Святая простота! Знаешь, кто там на площади? Государственные служащие, которых пригнали туда под страхом увольнения с работы. Так всегда делается в подобных случаях.

В установленной на помосте будке из пуленепробиваемого стекла появился диктатор. Он заговорил, с каждым словом все больше распаляясь.

— Меня не страшит гражданская война в Никарагуа! — кричал он в микрофон. — В случае чего я сам с ружьем на плече приму участие в борьбе. До 1981 года, до новых президентских выборов, я не уйду со своего поста ни за что на свете. Зато могу вам обещать: после восемьдесят первого я оставлю политику.

Затем диктатор заверил слушателей, что в президентских выборах смогут принять участие все ныне запрещенные партии. Сообщил, что будет разработана система социального обеспечения для крестьян. И так далее, и тому подобное.

— Кого он думает обмануть своими обещаниями? Перемены нам нужны сегодня. Сегодня, а не завтра, — зло бросил Элой и выключил телевизор.

Он оказался прав. В тот же вечер антидиктаторские народные выступления состоялись в Манагуа, Леоне, Хинотепе, Дирьамбе и других городах. Одновременно партизаны активизировали свои действия в горах Сеговии. А центром сопротивления диктатуре стал в эти дни — так уж получилось — маленький городок Масая, где волею случая оказался Элой Монтехо.

Вечером 26 февраля с улицы примчался Хосе.

— Восстали монимбо! — радостно крикнул он брату.

Несколько тысяч индейцев племени монимбо, в основном ремесленники и рабочие, обитали в квартале Сан-Себастьян, в юго-западной части Масаи.

Накинув рубашку и на ходу застегиваясь, Элой бросился к двери.

— А ты куда? — прикрикнул он на младшего брата. — Сиди дома.

В квартале Сан-Себастьян улицы были запружены индейцами. Они вооружились палками и мачете. Кое у кого были самодельные гранаты и бутылки с зажигательной смесью.

«Не слишком надежное оружие против винтовок и пулеметов», — печально подумал юноша. Сам он, правда, перед отъездом из Манагуа достал с помощью друзей небольшой — «дамский» — пистолетик, который сейчас приятно оттягивал карман.

На площади, названной недавно именем Педро Хоакина Чаморры, монимбо разбирали булыжную мостовую и складывали камни в кучу — тоже оружие. Из досок, листов жести, сломанной мебели сооружались баррикады. Раздавались звуки флейт и «тамборов» — национальных музыкальных инструментов монимбо. Индейцы, темпераментные, веселые по природе, готовились к схватке как к празднику.

— В город проникла группа партизан под командованием Камило Ортега, — прошептал, подойдя к Элою, знакомый ему одноклассник Хосе.

— Группа партизан?