Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1979 год

В клубе девушки самозабвенно шаркают «платформами», три или четыре пары, и какая-то от самой себя бесконечно усталая женщина хрипло и шепотно поет про голубое небо, голубое море и некую голубую землю, куда кому-то почему-то очень хочется уехать.

Но у этих симпатичных ребят свои заботы. Вот, вырубив очередную нашептывающую мелодию, объявляют: сейчас же все вместе отправляемся на Залит — там клуб большой и молодежи погуще. Моторка большая, все поместятся, Иван предлагает и мне прогуляться, да уж куда там, поздно. Я остаюсь на берегу один и вслушиваюсь в убывающий умиротворенный рокоток мотора, в негромкий переплеск голосов и уже не различаю лодку, только вижу размытое зарево острова, на который она держит курс. И как-то радостно и одновременно грустно.

Но как же они, наверное, будут скучать, эти ребята, если соберутся отсюда надолго, как будут томиться по озерной своей красоте и воле, по этой вот завидной возможности взять и под шутку, под настроение отправиться к соседям на другой остров, чтобы догуливать у них короткую майскую ночь. Или уж это закон такой, что в молодости каждый должен поблуждать и поскитаться по чужим краям и углам, чтобы потом нежданным отрезвлением вдруг схватила за сердце боль по родной пяди земли, небрежно покинутой?..

И мне хотелось им вслед сказать, попросить: может, вы все-таки останетесь здесь, ребята? Или и Белов скоро сделается пустынным, как темнеющий сейчас в миле от него угрюмый, без единого огонька, Талабенец?

IV

В Старом Изборске, уже на выезде, когда миновали открытый каменный карьер, как же пожалел я, что не было со мной фотоаппарата! Наверху, на краю карьера, стояли два штабеля недавно наколотого плитняка, свеженького, светло-охристого. И как раз за штабелями, за голубой дымкой изборской котловины, медленно проплывала сейчас гора Жеравица и седые, чуть размытые очертания крепости на ее крутизнах. Ей-ей, в этом моем снимке не было бы натуги и надуманности, потому что добывать камень, строить из него — для сегодняшних изборян дело такое же естественное, как и для их предков, которые когда-то шесть с лишним веков назад из подобных же плит воздвигли на Жеравице неприступную многобашенную твердыню. По какой улице от крепости ни пойдешь, возле какого двора ни остановишься, картина везде сходная: жилая изба рублена из дерева, все же остальное — ее фундамент или подклеть, скотный двор с амбаром, задняя стена двора и передняя, с арочными воротами и с арочной же калиткой, — сложено из местного изборского известняка. Иногда в кладке глухой стены амбара увидишь два-три валуна с обтесанным «лицом» — точь-в-точь как валунные вставки в древней крепостной стене. Но особенно восхищают арочные дуги ворот и калиток. Каменщик тут как будто упражнялся: а не забыл ли он прадедову науку? Нет, не забыл. Плиты по дуге уложены веером, лучеобразно. Именно таким способом выкладывали сводчатые перекрытия храмов, больших палат, въездных ворот в башнях, каменных подземных ходов.

Казалось бы, какая теперь-то надобность строить крестьянский двор так мощно, по-крепостному? Видимо, наследственное дарование постоянно, из колена в колено, ищет нового применения. Не присутствует ли в неискоренимой строительной привычке (хозяйственные помещения из плитняка строят, кстати, и в других районах области) еще одна грань псковской натуры, нуждающаяся в словесном определении?

Постоянство, устойчивость поведения, поступка — кажется, так можно было бы назвать это свойство. Скажут, пожалуй, что оно не только псковское, что найдется в нашей стране немало мест, где живут люди и более консервативные (в хорошем смысле слова) по духовному складу своему. Что ж, возможно, и так. Но мне издавна уже приглянулось постоянство псковичей, и до сих пор не перестаю ими любоваться.

Помню, лет двадцать тому назад, в первое утро свидания с Псковом, вышел я на берег речки (не знал еще, что зовется она Псковою) и долго смотрел, как женщины на том берегу полощут белье — подумать только: в самом центре областного города! Две в реке полоскали, а одна чуть повыше, я сначала не мог догадаться, в чем именно, но потом разглядел, что там ключ бьет, образуя что-то наподобие копанки, и темной лентой стекает вниз. (Живых ключей и по сей день множество по берегам Псковы и Великой здесь, в черте города.) А потом еще одна женщина спустилась к воде от двухэтажного дома, с ведрами на коромысле и, зайдя по колени в реку, наполнила их старинным ловким движением, не снимая коромысла с плеч, медленно побрела вверх. Каким-то нерушимым покоем повеяло тогда от этой картины.

И вот снова солнечное утро, зеленые ивы и ветлы Запсковья, и женщины возле тех же купелей, со жгутами чистых рубашек и маек в тазах, а по соседству с ними старик в ботфортах снимает уклейку с крючка, только немного выше по течению построен водосброс, да на мосту через Пскову заметно прибавилось тряски и грохота от машин, да стены и башни Крома выросли почти вдвое, обновленные реставрацией, а так все то же и все так же белоснежно сияет над заводями Псковы плывущая куда-то Троица.

Сегодня, как и в давние времена, от центра Пскова до любой из его окраин можно легко и быстро дойти пешком, и до вокзала тоже, и до аэропорта. Но как и прежде, сегодня здесь не любят ходить по городу очень быстро, спешить, торопиться. Кажется, здесь еще незнакомы близко с суетой — хронической болезнью века урбанизации. И это постоянство также нравится мне в псковичах.

Такой уж у них, похоже, норов, закалившийся в переменчивости исторических обстоятельств: стоять на своем твердо. Постоянство в труде, в искусстве, в навыках и привычках, вплоть до мелочей быта, без которых тоже жизнь — не жизнь, и видное за всем этим постоянство в чем-то более значительном: в охранном стоянии на краю родной земли, в выносливости исторической, в терпении многовековом, в том, что даром не дается, что требовало и требует жертв немалых, — какая поучающая, восхищение вызывающая черта!

Но одного восхищения мало. Тут желательно и ответное чувство — благодарности и признательности. Сегодня многие десятки тысяч людей со всей нашей страны посещают псковскую землю ежегодно, и подлинную радость испытает тот, кто успел сделать это не наспех.

Ю. Лощиц. Фото А. Маслова

Если вам доведется побывать в Институте астрофизики и физики атмосферы Академии наук Эстонской ССР, вас непременно поведут в фойе актового зала, чтобы показать единственное в этом сугубо научном учреждении произведение искусства: карту звездного неба, выложенную из морских камешков.

Включишь подсветку — и перед тобой, словно диковинные, распушившие хвост птицы, предстанут гигантские спиральные галактики с потухшими квазарами в центре. А совсем рядом уютно расположилось солнце. В самом центре нашего дневного светила зритель видит пытливый глаз и некий вопросительный знак...