Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год

Все оказалось именно так, как сказала девушка. Опытное поле открылось сразу, как кончились деревья. Оно лежало в плоской оправе кустарников, разбитое на квадраты, и на каждом квадрате кустились разного роста злаки — ячмень, пшеница, овес. Все было полно жизни, все буйно и зелено рвалось ввысь, и казалось, этой силе нет никаких преград.

Узнал я и обещанную делянку ржи, собственно, не ржи даже, а то, что она являла собой сейчас, — длинные ряды пирамид, затянутые белыми холстами. «Словно надгробия», — отметил я про себя: уж больно чудно выглядели эти матерчатые «обелиски» среди колышущейся, с голубым отливом нивы.

Среди белых рядов, то наклоняясь к пирамидам, то выпрямляясь в полный рост, хозяйничал человек в потертой клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Он рыхлил землю, пересаживал растения, поливал, осматривал кусты — делал все это споро и сосредоточенно.

Я понял: этот человек и есть Кобылянский. В прошлом рядовой агроном, затем лаборант Северо-Западного научно-исследовательского сельхозинститута, а ныне доктор биологических наук, заведующий отделом серых хлебов Всесоюзного научно-исследовательского института растениеводства имени Н. И. Вавилова, видный специалист по селекции и генетике ржи.

Что я знал до сих пор о ржи? То, что эта культура является ведущей и у нас в стране, и за рубежом — в особенности в Польше, ГДР и ФРГ (пшеница там не стянет»). То, что Советский Союз выращивает почти половину ржаного зерна в мире; что потенциал урожайности некоторых наших сортов превышает 60 центнеров с гектара; что ржаной хлеб вдвое больше, чем пшеничный, содержит в своих белках лизина, ценнейшей аминокислоты, которой так богаты мясо, молоко и яйца. И, наконец, то, что пышущая жаром, хрустящая, духовитая корочка настоящего черного хлеба, да еще приправленная солью, да с молоком в придачу едва ли не самое соблазнительное яство в мире...

Однако знал я и то, что в ряде областей Нечерноземья урожайность ржаной культуры падает, посевные площади сокращаются. Некоторые руководители хозяйств объясняют это тем, что рожь требует больше затрат и ухода и что убирать ее комбайнами намного труднее, чем пшеницу и ячмень. Длинный соломенный стебель часто полегает, колос его перестаивает и осыпается, и там, где можно было бы получить 20-30 центнеров с гектара, берут 10-15, а то и меньше. Те же руководители сетовали, что нет хороших, устойчивых от полегания сортов. «В целом по Северо-Западному экономическому району, — отмечала газета «Правда», — площади под рожью... резко сокращены. Ее место заняли ячмень и овес».

Нельзя сказать, что Владимир Дмитриевич Кобылянский обрадовался моему приходу («Почему не предупредили? Я бы встретился с вами в кабинете...»), но и нельзя утверждать, что он принял в штыки мою идею написать о генетике ржи и перспективах ее ближайшего будущего.

Он внимательно и остро ощупывал меня взглядом.

— Вот говорят: «рожь», «рожь» — а что это за культура и откуда род свой ведет? Вы-то, надеюсь, знаете?

— Откуда-то с севера... — попытался я уйти от ответа.

— Вот именно — «с севера», — громко хмыкнул Кобылянский, словно обрадовавшись моему невежеству. Он поудобнее устроился на переносном брезентовом стульчике, предложил и мне такой же.

— Рожь — типичная южанка, и родина ее Закавказье, Турция, точнее — Анатолия. Там ее первичный геноцентр! — голос его звучал непререкаемо. — Как культура, рожь была известна еще в бронзовом веке, за три тысячи лет до нашей эры. А потом пришла в Европу. Впервые о ней говорится в исторических записках Катона Старшего, который связывает «помрачение» солнца с повышением цен на ржаную муку вследствие плохого урожая... Я предполагаю, — добавил Кобылянский после некоторой паузы, — что Центральная и Северная Европа заимствовали слово «рожь» у древних славян. Какие для этого основания? А очень простые: в названии отчетливо просматривается славянский корень «род», который дает множество словообразований — «рожать», «родина», «народ» и так далее. А в других европейских языках слово, обозначающее эту культуру, стоит особняком, у него нет никаких родственных или производных названий. Ну, например, — рошо (татарское), росо (мордовское), rugus (литовское), rosch (сербское), rog (венгерское), rag (шведское), rug (датское), rogge (голландское), Roggen (немецкое), rue (английское)...

Хочу заметить, — продолжал Владимир Дмитриевич, — что рожь раньше не была самостоятельной культурой. Жителям Малой Азии, Ирака, Афганистана, Средней Азии и Индии она была известна с древнейших времен как сорное растение в посевах пшеницы и ячменя.

— То есть как это?! — не поверил я.

— А так. Культурная рожь ведет свою родословную от сорнополевой, дикой, которая продвигалась в более северные широты вместе с главными в то время хлебными культурами — пшеницей и ячменем. Холод этих широт оказался более приемлемым для ржи, нежели для ее конкурентов; в результате она постепенно вытеснила эти культуры и стала вполне независимой. «Америк» я здесь не открываю: все это доказано исследованиями Николая Ивановича Вавилова, основателя нашего института. Но у ржи есть одна важная особенность...

Кобылянский поднял голову и поморщился. В синем струящемся воздухе беззаботно порхали бабочки, жужжали шмели и пчелы; гонимые ветром, кружились блескучие пылинки, которые, попадая на лицо, оставляли желтоватый след. Картина была по-летнему безмятежной, но Кобылянский, судя по его виду, имел на этот счет собственное мнение.

— У ржи есть одна важная особенность, — хмуро повторил он. — Она является перекрестным растением, точнее — перекрестноопыляемым. А это значит, чтобы сохранить сорт в первозданной чистоте, нужно обособить его от остальных сортов. Вот почему мы держим рожь под изоляторами. Особенно это важно сейчас, в период цветения.

Владимир Дмитриевич приподнял холсты у нескольких пирамид, и я увидел спрятанные под ними растения, листья которых были покрыты желтой пыльцой. Некоторые кусты ржи выделялись статным ростом и обилием зеленой массы, другие выглядели поскромнее — метра полтора, не больше; третьи производили впечатление коренастых карликов, однако их лиловеющий колос был длинным, тугим и весомым, как кошелек. Кобылянский взял в руку один из колосков, и я отметил про себя, что так обычно держат ребенка за подбородок, когда хотят сказать ему что-то хорошее.

— Как мы поступаем обычно? — будничным голосом произнес ученый. — Сеем квадратную делянку; потом, когда на растениях появляется колос, ставим на нее пирамидальный каркас. На каркас натягиваем изоляторы из плотной холщовой материи, чтобы пыльца не прилетела сюда от соседних сортов. Иным способом сохранить рожь нельзя.

— А как же она существовала раньше — целые века?