Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1980 год

К нашему несчастью, некоторые геологические створы, расположенные перпендикулярно Нигеру были разбиты Оджуку только до болота, где они обрывались или, что еще хуже, по немыслимой кривой огибали его. Эти-то створы нам приходилось разбивать заново, как это случилось с геофизическими профилями.

Позднее Оджуку объяснил мне, что «он не хотел рисковать жизнью в этих болотах, которые кишат крокодилами». Правда, должен заметить, что лично мне крокодилов так и не довелось повстречать: говорят, их давно извели охотники до крокодиловой кожи. Скорее всего коллегу отпугнули куда менее страшные «прелести» этих мест.

Наш геолог Рион Александрович Смирнов вместе с Сашей Фадеевым одновременно с нами приступил к инженерно-геологической рекогносцировке, выполнял маршрутные обследования с проходкой отдельных горных выработок, описывал образцы, полученные из скважин, пройденных нигерийской компанией «Сол-Фонд». Кабинетной и легкой его работу тоже назвать было нельзя. Ведь маршрутные обследования были связаны с большими переходами, когда приходилось буквально продираться сквозь густые заросли. Однажды, делая описание скального обнажения, Рион Александрович поскользнулся на камне и, падая, сильно ударился позвоночником. Боль не отпускала его несколько дней, а ежедневные поездки из Окене к месту работ и обратно — около ста пятидесяти километров тряски по ухабистой дороге — отнюдь не способствовали улучшению его состояния. Поэтому, выполнив объем работ, необходимый для предварительного заключения об инженерно-геологических условиях района, Смирнов был вынужден отправиться в Лагос для лечения и дальнейшей обработки материалов.

...Понедельник — день тяжелый!

Все началось с того, что мы поздно выехали из Окене, и только около одиннадцати я приступил к работе. Первая точка наблюдений была расположена на плантации кассавы, под высоким сухим деревом, в котором, я знал, гнездятся свирепые африканские пчелы. Несмотря на мои предупреждения о соблюдении тишины, рабочие, пока я измерял углы, начали свой обычный веселый галдеж.

Вдруг я увидел, как Дауда, державший зонт, — этот франт всегда выбирал дело полегче, — неожиданно отбросил его в сторону и бросился наутек, лихо перемахнув через высокий куст кассавы. Необычный шум встревожил пчел, и они накинулись вначале на рабочих, которые с воплями разбежались во все стороны, а затем атаковали и меня. Несколько минут я довольно успешно отбивался полевым журналом от отдельных пчел, но, когда они накинулись целым роем, тоже срочно ретировался, оставив поле боя за противником. Не меньше пятнадцати укусов и разбитые солнцезащитные очки, без которых трудно обходиться в здешних местах, — так закончилось их первое нападение на меня.

Выждав минут десять, пока пчелы успокоились, я тихо пробрался к теодолиту, намереваясь закончить измерения. Это удалось сделать в несколько заходов, так как то и дело приходилось как пуля вылетать из-под дерева при появлении первых разведчиков.

К вечеру у меня начался сильный жар, вся шея, спина и грудь вздулись от укусов. Ночь я провел в полузабытьи, и только на следующий день к полудню стало немного полегче. Врач, к которому я обратился за помощью, успокоил меня, объяснив, что смертельный исход бывает после 30—35 укусов. Хорошенькое утешенье! Нам ведь здесь еще работать не один день.

Однажды меня разбудили странные звуки, похожие на глухой рокот дальней грозы, надвигающейся с гор: в это время года редкая ночь обходилась без тропического ливня. Звуки быстро нарастали, и вот уже стало ясно, что это грохочут барабаны. Периодически в их грохот вплетались визгливые звуки дудок, нестройно вторивших тамтамам в своеобразном ритме.

Выйдя на плоскую крышу гостиницы, я увидел необыкновенно красочное зрелище: по улице двигалась многолюдная процессия, освещенная яркими фонарями и факелами. Во главе ее шествовали несколько мужчин, державших над головами странное сооружение, которое состояло из укрепленных на общем основании шести огромных черных рогов буйволов, сходящихся вверху остриями. В центре стояла фигурка какого-то божка из черного дерева, причем здесь же был привязан живой белый петух, изредка одурело трепыхавший крыльями. Идущие рядом мальчишки беспрестанно обмахивали это сооружение большими опахалами на длинных ручках.

Многие участники шествия тоже несли какие-то резные подставки, фигурки и просто пальмовые ветви.

Поравнявшись с гостиницей, процессия остановилась, и ее участники образовали круг, в центре которого оказалась очень высокая фигура человека в белом балахоне с капюшоном и непомерно длинными рукавами. Балахон был расшит узкими цветными лентами в виде бахромы, на шее болталось ожерелье из кожаных цветных мешочков и обезьяньих зубов, игравших роль амулетов. В прорезях капюшона на месте глаз жутковато-таинственно мерцали огоньки электрических лампочек. В руках колдуна были погремушки из высушенных тыкв с длинными ручками.

С новой силой затрещали тамтамы, загудели, запищали флейты и рожки, затем в круг из толпы выскочили несколько танцоров, одетых в яркие карнавальные костюмы или просто в широкие цветные шаровары. В едином синкопическом ритме танца они то сходились в центре круга, взявшись за руки, то разбегались в стороны, резко меняя характер и ритм танца, переходя к стремительной неистовой пляске с самыми различными вариациями: одни крутились волчком вприсядку, другие лихо отбивали пятками такт в стиле традиционных нигерийских танцев.

На крыше вместе со мной толпились обитатели гостиницы, наверное, заранее узнавшие о предстоящем ночном празднестве. Они бурно реагировали на происходящее на улице, вместе с толпой что-то декламировали хором и вразнобой на языке племени игбирра. Когда начались танцы, многие из них с радостными возгласами бросились вниз по лестницам, чтобы присоединиться к празднеству.

Минут через пятнадцать-двадцать толпа двинулась дальше по улицам города. До самого рассвета из разных мест доносились рокот барабанов, звуки труб и праздничный шум.

Утром мы узнали, что начались традиционные празднества, посвященные началу весны. Как ни странно, вблизи от экватора, на пятом-шестом градусе северной широты, природа и люди тоже радуются приходу весны, хотя неотличимой, на наш взгляд, от зимы или лета...

По приезде в Лагос мы узнали, что состояние здоровья у Риона Александровича Смирнова ухудшилось, несмотря на усилия врачей. Болезнь свалила геолога в постель в самый ответственный момент работы над заключением об инженерно-геологических условиях района, намеченного для строительства. Без этого заключения нельзя было решить вопрос: быть заводу на берегу Нигера или вновь начинать изыскания площадки на новом месте. Смещение позвонков — совсем не шутка: нельзя ни повернуться, ни сесть, ни встать. Однако Смирнов, лежа в течение целого месяца на широком листе толстой фанеры, подложенной под одеяло, и превозмогая боль, упорно писал заключение, держа немеющими руками бумагу и карандаш. Когда сил не хватало, диктовал текст Саше Фадееву. Только после окончания работы над заключением и сдачи его Нигерийскому управлению стали Рион Александрович дал согласие на отъезд на Родину.