Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1980 год

Когда в 1968 году между Парижем и Морони была достигнута договоренность о предоставлении Коморам внутреннего самоуправления, «батальоны выступавших против этого нововведения женщин, вооруженных палками, пришли в столкновение со службой охраны порядка», — сообщала газета «Фигаро». В 1974 году, опираясь на дамское войско, Марсель Анри и мадам Мересс склонили в свою пользу чашу весов на референдуме о независимости Комор. На трех других островах архипелага девяносто пять процентов жителей высказались за независимость, а на Майотте больше половины — против. Накануне выборов во всех соборах острова была проведена внеочередная месса. Прихожанки голосовали так, как им советовал падре...

6 июля 1975 года коморская палата депутатов провозгласила независимость архипелага. Бывшая метрополия тут же отказалась признать принадлежность Майотты к молодому государству. А «Движение народа махорэ», поддержанное церковью и крупными плантаторами, объявило своей главной целью присоединение к Франции. На помощь им в Дзаудзи были переброшены дополнительные подразделения французского иностранного легиона. Так была создана «проблема сепаратизма Майотты», вот уже несколько лет не сходящая с повестки дня Организации африканского единства.

У подножия Карталы

Гранд-Комор появляется на горизонте как-то сразу — обрамленный бирюзой Индийского океана остров, над которым возвышается постоянно затянутая дымом вершина. Это знаменитая Картала, один из наиболее грозных вулканов мира. В последний раз он извергался в 1977 году, оставив без крова и средств к существованию десять тысяч коморцев.

Когда Картала успокаивается, по тропинке, прорубленной в зарослях пальм, можно подняться на край ее кальдеры. Внизу лежит второй по величине кратер земли, уступающий по своим размерам лишь знаменитому танзанийскому Нгоронгоро. В его гигантской — в три километра диаметром — чаше, прямо из зеленых тропических дебрей поднимаются языки подземного огня. А дальше, насколько хватает глаз, тянутся кратеры и вулканические пики Гриль, обширные лавовые поля, глубокие цирки и крутые долины, усеянные грудами красных туфов и черных базальтов, огромные загадочные пещеры. Как рассказывают легенды, где-то в них джинны мудрого царя Соломона спрятали трон царицы Савской.

— Неземной пейзаж, — с трудом отрывая взгляд от этой картины, сказал я своему попутчику Ибрагиму Бакару. — Быть может, именно поэтому средневековые арабы дали этому архипелагу название «Лунных островов».

— «Лунных островов»? — усмехнувшись, повторил он. — Современный мир настолько мало знает об этом архипелаге, что одного созвучия слова «камар», по-арабски — «луна», и названия «Коморы» стало достаточно для того, чтобы распустить небылицу: «Вулканические пейзажи архипелага вызывали у древних арабов ассоциации с безжизненными ландшафтами ночного светила и поэтому они назвали островами лунными»...

— Но разве это не так? — удивился я.

— А разве это буйство зелени вызывает у вас ассоциации с безжизненными ландшафтами? — удивился он. — Да и откуда древним арабам, не имевшим телескопов, могла прийти на ум аналогия между лунными цирками и земными кратерами?

Доводы были весомыми, и я поинтересовался у Бакару местной версией происхождения названия архипелага.

— Задолго до прихода арабов на наших островах, равно как и на Мадагаскаре, появились люди меланезийско-индонезийского происхождения. Потомков их, что сегодня живут в горах Анжуана, мы называем «ойматсаха». Логичнее всего вспомнить, что словом «комр» арабы в древности называли Мадагаскар, — говорит он. — Тогда нетрудно сделать вывод, что название «Джезаир эль Комр», которым арабы называли и наш архипелаг и Мадагаскар, это не что иное, как «Острова мальгашей». Очень, наверное, арабы удивились, когда увидели у берегов черной Африки людей монголоидной расы и поняли, что выходцы из далекого индонезийского мира уже давно освоили океан, который сами арабы называли Зендж — «морем черных».

У подножия огнедышащей Карталы, на узкой полосе черных, покрытых вулканическими туфами пляжей, расположена коморская столица Морони. Это по-южному жаркий и шумный портовый городок, во многом напоминающий древние арабские и суахилийские поселения на восточно-африканском побережье. Здесь много старых мечетей, уходящих в небо стрельчатых минаретов и белых плосковерхих домов из коралла. Даже современные здания копируют в Морони древние образцы мавританской архитектуры. Таков дворец бывшего султана Гранд-Комора, таково же и новое здание почт и телеграфа — самое большое здание архипелага, предмет гордости жителей столицы.

Но не все моронийцы живут, конечно, в сверкающих белизной под тропическим солнцем каменных домах. Всего лишь в одном-двух километрах от центра Морони начинаются кварталы, жители которых довольствуются хижиной из тростника или папоротника, крытой травой. Здесь не увидишь расшитых серебряным галуном жилеток-кизибау, в которых любят пощеголять зажиточные коморцы. Мужчины облачены в длиннющие, до пят, рубахи-галабеи. Кое у кого через плечо переброшен зеленый шарф, и я, решив, что он своего рода коморское дополнение к арабской галабее, спросил об этом у Бакару.

Но тот, прежде чем ответить, опять усмехнулся.

— За этим шарфом скрывается большая, по коморским масштабам, политика, — проговорил он. — Раньше, до независимости, в местной политической жизни господствовали две политические партии — Демократическое объединение коморского народа, склонное требовать независимости у Франции, и Демократический союз Коморских островов, выступавший за «эволюционное развитие» отношений с метрополией. Первую партию называли «белой», а вторую — «зеленой».

— За этими символами что-нибудь стояло? — поинтересовался я.

— Формально только то, что вы и сейчас видите на улице. Сторонники «белых» носили белые галабеи, а их политические соперники дополняли наряд зеленым шарфом. Но на деле, однако, все обстояло гораздо сложнее. Ведь жизнь на Гранд-Коморе — это цепь обязательных религиозных и социальных актов, главными звеньями которой являются хадж — путешествие в Мекку и большая свадьба — харусси. Только после них грандкоморец может занять достойное положение в обществе и носить зеленый шарф — знак правоверного и благородного. Сами понимаете, хадж и харусси — дело дорогостоящее.

— До Мекки, конечно, добраться нелегко, — прервал я своего собеседника. — Но свадьбу-то сыграть каждый может.

Ироническая усмешка вновь скользнула по лицу Бакару.

— Чтобы получить право носить зеленый шарф, на Коморах надо сыграть две свадьбы, — продолжает Бакару. — Первая — малая свадьба — дает право жениху и невесте начать совместную жизнь. А большую можно сыграть и через десять лет после первой, когда муж накопит нужную сумму Денег. Харусси, если хотите, это не обычай, а подлинный социальный институт, пронизывающий всю жизнь на Коморах.