Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1986 год

На следующий день вернулся на «подскок» Чернышев. Как только борт, на котором он прилетел, поднялся в воздух, он сообщил Павлу Петровичу о том, что договорился на базе и экипажи Илов согласны работать все майские праздники. Потом повернулся ко мне:

— С завтрашнего дня все закрутится,— заявил он.— Три борта по два рейса в день — это минимум десять тонн.

Александр Чернышев пребывал в хорошем расположении духа и от той отчужденности, с какой он встретил меня вчера, не осталось, казалось, и следа.

— Когда же вы собираетесь к себе? — спросил я, имея в виду скорее себя.

— К вечеру, с последним вертолетом. Возьмем с собой Павла Петровича, его людей... В общем, мы решили собраться за праздничным ужином у нас на СП, сказать какие-то слова ребятам, поздравить с Первомаем.— И очевидно, догадываясь, что я жду разговора с ним, сразу же, без перехода засыпал меня вопросами:— Как вы думаете, сколько груза было завезено папанинской станции? — И тут же, видя мою растерянность, ответил сам: — Всего десять тонн. Четыре самолета прилетало к ним. И все! Мало? Много? Не знаете. Вот. А сколько груза понадобится сейчас для нашей станции?

— Наверное, много,— ответил я неопределенно.

— Около трехсот тонн. Конечно, с топливом.

Я признался Чернышеву, что это меня ничуть не удивляет и что хорошо представляю масштабы работ сегодняшних дрейфующих станций; знаю, как изменилась в последнее десятилетие ситуация в арктическом бассейне: здесь работает автоматика, есть множество буйковых станций — сам видел, как их несколько лет тому назад ставили участники экспедиции «Север» в различных точках океана. И данные этих станций — давление воздуха, температуру, ветер...— автоматически собираются по спутниковой системе...

— Правильно вы понимаете,— прервал мои рассуждения Чернышев.— Иначе говоря, ценность дрейфующих станций, как обычных метеостанций, где сидят люди и ведут традиционную гидрометеорологию, измеряют параметры океана, упала... Вот представьте, сначала был первый десяток станций, второй, теперь приближаемся к третьему десятку, и за это время от первой и до последней полярники давно уже перешли к более углубленному изучению природы Арктики. И морских течений, и самого льда, включая его структурные данные. То есть появилась необходимость в нестандартных наблюдениях, специальных. Ведь что важно знать, например, для судоходства? Прочность льда. И она зависит от температуры. Чем ниже температура льда, тем он прочнее. И наоборот. Верно?! Короче, океан, лед и атмосфера находятся в тесном взаимодействии, и надо их изучать совместно и синхронно. Изучаешь свойство льда, изучай и его температурное состояние; облучается он солнцем, изучай прохождение лучистой энергии через лед, ее взаимодействие и с приледным слоем воды...

Незаметно мы с Александром прошли палатку РП, дошли до трещины на окраине лагеря. Постояли у торосящейся кромки льдины. Послушали.

— Океан дышит,— заметил вскользь Чернышев, и мы пошли обратно.

Под ногами снова захрустел снег, и среди белого безмолвия отчетливо послышалось струнное гудение движка — немного глуховатое, немного тревожное... Чернышев заговорил, продолжая начатый разговор, а я стал вслушиваться в непростые ученые слова его.

Многое, о чем он говорил, сводилось, во-первых, к тому, что СП-28 — станция молодежная, а потом — и во-первых, и во-вторых, ее отличает от всех предыдущих станций совершенно новая программа. Станция прежде всего должна будет работать на современном уровне — с центром по обработке гидрометеорологической информации с использованием вычислительной техники. Чернышев делал упор на то обстоятельство, что все отряды и группы будут работать на одну научную идею: взаимодействия океана, атмосферы, динамики ледяного покрова... Одним словом, вся природа Арктики должна будет изучаться в комплексе. И это подчеркивал он несколько раз. Много наблюдений, говорил он, значит, много приборов: самопишущие, электронные, приборы постоянного действия; аппаратурный, датчиковый парк. Дальше: материалов пойдет много, а раз так, то обычная ручная обработка не годится. Нужны машины вычислительные... Параметров много и средств много... Атмосфера должна наблюдаться, лед, океан в приледной части — изучаться, спутниковая информация ледовой обстановки Арктики — приниматься.

Чернышев называл вихри и струйные течения. Их впервые открыли океанологи в Атлантическом океане. Затем такие же процессы были обнаружены и в Ледовитом океане. Задача океанологов СП-28 изучить этот сложный процесс на глубинах от поверхности до четырехсот метров и провести полигонные работы...

И все это начальник молодежной станции привязывал к службе, называемой «Гибкий автоматизированный измерительно-вычислительный центр по сбору, обработке и систематизации данных научных наблюдений». Эта служба должна будет выдавать оперативную информацию — чего не было раньше — не в закодированном, а в простом и удобном виде, прямо непосредственно потребителю — ледоколу, штабу морских проводок...

Нагулявшись на открытом морозном воздухе, изрядно продрогнув, мы возвращались к теплу. Чернышев после недолгого молчания добавил:

— Конечно же, хочется в будущем приблизить дрейфующие станции к возможностям тех же научно-исследовательских судов.

Мне послышалась грустная нотка в его голосе, и я сказал:

— Чего греха таить, дело предстоит нелегкое.

— Если у нас не получится, то идущим вслед за нами будет трудно. Многим и так не нравится, когда мы критикуем старые методы работы на СП. Так что назад дороги у нас нет.

Настало время, и мы стали собираться на СП-28. Погрузили на Ми-8 целый разборный щитовой домик, новенький «Буран» и полетели. Ребята из зимовочного состава долго уговаривали Павла Петровича пойти с нами. Но он сомневался, не хотел обижать, оставлять кого-то из своих людей на РП. Чернышев попросил меня вмешаться. Никто не скрывал, что без Бирюкова не будет полноты праздника. Все ребята Чернышева прошли через «подскок»: прежде чем попасть на льдину, на которую еще не ступала нога человека, здесь они отогрелись, отдохнули, порадовались этому бирюковскому оазису. И особенно те, что добирались сюда из Ленинграда на свое первое «белое пятно».

Знаю, до СП-28 всего около тридцати километров, это от силы пятнадцать минут лету. Пытаясь представить, какая она, льдина, вспоминаю остров Жохова. Пока там я пересаживался с Ан-12 на Ил-14, а точнее в ожидании Ила, сбегал в пункт приема спутниковой информации, к Геннадию Сиземову и Виктору Цапину, которых знал по Институту Арктики и Антарктики. Они показали мне спутниковый снимок льдины, на которой устроилась теперь чернышевская станция, говорили, что это блок сморози нескольких крупных полей... Пятно ярко выраженное... И что-то еще в этом роде. И вот вертолет кружит, садится, и мы выходим на лед. Я пытаюсь сравнить увиденное на снимке, соотнести услышанные слова с реальной картиной. Но передо мной бескрайнее белое поле, стылое, всхолмленное и освещенное тусклым незаходящим вечерним солнцем.