Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1986 год

Те лишь улыбались в ответ. Знали: он от нее не отходит. И не понукает до тех пор, пока не убедится, что все исправно.

...Все шло хорошо. Но встречался какой-либо мысок, и порода начинала сопротивляться. Террасер напрягался, грозно рычал, выхлоп сгущался, гусеницы бешено рыли землю. Толстые пропластки песчаника дыбились перед ножом, растрескивались. Каменные глыбы давили друг друга, высекая искры и дымя.

— Одичала, совсем одичала,— огорчался Анатолий Алексеевич.— Своей пользы не понимает! Тебе же добра хотят.

Он разговаривал с горой.

Часа через два работы Шацких заметил: кто-то идет к нему. Но не по свежей террасе, а выше, чуть ли не на четвереньках карабкается и какие-то знаки подает. Шацких остановился, вгляделся попристальнее, узнал Якова Петровича Герта, директора Алуштинского лесхоза.

— Глянь-ка, что там у тебя сотворилось! — подходя, крикнул Яков Петрович.

Шацких оглянулся. Часть террасы сползла, размазалась по склону.

— Придется переделывать, в материк зарезаться глубже,— огорчился он.

— Смотри осторожнее, ас,— посоветовал Герт.

Яков Петрович понимал, как трудно работать на этих склонах.

Каждая терраса должна быть строго горизонтальной, и, чтобы добиться этого, трактористу, работающему на нарезке, нужно особым глазомером обладать, как летчику. Он знал, что Шацких обладает им, и, вообще, у него к «террасному» делу талант.

В Алуштинском лесхозе первыми в республике стали высаживать лес на террасах. Всего на полуострове посажено сейчас около 60 тысяч гектаров леса, свыше 20 тысяч из них на террасах. Уже принялись террасировать склоны в 35 градусов!

Но дело не только в градусах, а в сложности склонов. Они волнистые, изрезаны разветвленными оврагами и промоинами, старыми оползнями, скальными глыбами и утесами. Шиферная толща перемежается каменистыми навалами, выходами плотных коренных пород: песчаников, конгломератов, диабазов, известняков.

Вот и на этой площадке, к которой прежде подступиться не смели, работал теперь желтый террасер...

Попытки разводить лес на южных склонах Крымских гор, на яйле делались еще в прошлом веке. Но, может быть, не умели должным образом готовить почву и ухаживать за саженцами — от тех посадок мало что осталось. После Великой Отечественной войны лесопосадки начали вести практически с нуля. Не прижились здесь испытанные породы — тополь, береза, черемуха, грецкий орех, шелковица, айланд, акация, гледичия. Зато пошли в рост кедры, кипарисы, можжевельник, дуб, фисташка. Но сосны, крымская и судакская, оказались самыми подходящими. Сосна и приживалась лучше, и росла быстрее. А ведь лесоводы еще думают и об отдаче: древесина в хозяйстве не последнее дело.

Так-то оно так. И все-таки значение горных лесов для Крыма гораздо шире. На одном научном симпозиуме начальник областного управления лесного хозяйства Олег Борисович Исаенко говорил:

— Сохраняя и умножая горный лес, мы имеем в виду прежде всего эстетический и водоохранный результат. И то, что мы посадили на яйле три тысячи гектаров леса, равноценно строительству водохранилища на сорок миллионов кубометров воды...

Вот почему Исаенко не поддержал идею создания Крымского национального парка с его задачами не столько охраны ландшафта, сколько окультуривания и освоения его для отдыха. Крымскому лесу, от которого, кстати, как и от моря, зависят лечебные свойства южнобережья, нужен, по мнению Исаенко и многих его коллег, заповедный режим. Заповедник — Ялтинский горно-лесной — был организован после того, как окрестные леса перенесли несколько губительных пожаров. Создан, чтобы уберечь эти леса от огня.

Наверно, ни Исаенко, ни Герт, ни Шацких не смогли бы сегодня сказать точно: поднимутся ли со временем на склонах Крымских гор, там, где они работают, полноценные леса, то есть леса, возобновляющиеся естественным путем. Слишком мал срок для уверенных прогнозов: что для сосны каких-то тридцать лет? Но одно они доподлинно знали, и это придавало им уверенность: сосновые леса в окрестностях Алушты были.

Шацких развернул машину, и вот снова снует террасер поперек горы, взад-вперед. Тракторист резал террасу от кусточка к кусточку, от вешки к вешке. Выбираясь на открытый склон, ловил верхним обрезом кабины морской горизонт. Это главный ориентир.

На каждом шагу, на каждом метре склон уже другой. Попадется вот такая теснина, пока ее обработаешь, семь потов сойдет... Зайцем не раз насторожишься, чувствуя, как насыпь под гусеницей оседает.

В самом деле, с тесными узкими оврагами — «щелями» — беда. В них уклон резко увеличивается, «зарываться» в материк приходится глубже. Тут смотри, чтоб он, обваливаясь, стекла в кабине не высадил. А в самой «щели» нужно еще и развернуться. Значит, площадку приходится делать не четырехметровую, как по инструкции положено, а шире.

Пока одолевал очередную «щель», раздумывать было некогда. Но когда выбрался на ровный склон и заглушил мотор — передохнуть, нахлынули воспоминания... Был он как-то в Ивано-Франковской области, в одном селе. Пригласили его нарезать террасу. Гора — шеи не хватает голову закидывать. Зеленые гладкие склоны. Пихты стоят, стога сена, усадьбы: игрушка — не гора. Стал взбираться, волоча массивный нож по земле, чтоб центр тяжести пониже опустить. Лез — не оглядывался. Залез — оглянулся: хоть с парашютом прыгай. Заробел, но делать нечего. Разворачиваться надо, боком к косогору становиться. Угломер показывал: допустимо, но на пределе. Стал ерзать, фрикционами подрабатывать. Тут любая кочка, любой камень могут машину подбросить, и — до встречи внизу. Однако развернулся и малость в косогор «зарезался». А как «зарезался», гора тебя уже не сбросит. Вышел из трактора дух перевести, пот смахнуть — бегут к нему, руками машут. Прекратить приказывают — сами испугались своей затеи. Однако террасы все же нарезал. Теперь и тамошние механизаторы склонов не боятся — режут, лес сажают.

Или, например, в Болгарии случай был. Отдыхал он тогда в Родопах. Недалеко от гостиницы, где жил, террасировали склон. Не удержался, пошел посмотреть. И ко времени поспел — что-то застопорилось у тракториста. Засучил рукава, давай помогать — и дело пошло. Потом террасой по горе расписался.

Первый его наставник по террасному делу учил: спиной, ногами чувствуй машину, гору. Без этого никакие приборы не помогут. На косогоре, когда сиденье из-под тебя уходит, трактористу впору пристегиваться, как в самолете. Но нельзя — есть шанс выпрыгнуть, если что.

А напарник его так и не выпрыгнул...

Давно это было. Пришел Шацких домой после смены, помылся, сидит ужинает. Стучится бригадир, жену его кличет. Вышел сам — тот бледный, растерянный.

— Так ты живой... А кто же тогда?