Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1987 год

Однако реакция перешла в наступление на одно из самых важных завоеваний революции. Нашлись политики, экономисты, социологи, которые с «научной» точки зрения объявили аграрную реформу «поспешной» и даже «незаконной». Вот почему сегодня у коллективных хозяйств отбирают земли (причем самые лучшие, плодородные), скот, строения, технику. В таких условиях распадаются кооперативы, ибо их просто-напросто душат в смертельных тисках банки, фирмы, занимающиеся переработкой сельскохозяйственной продукции, послушные помещикам местные власти. Однако «Земля Катарины», как и 350 других хозяйств, продолжает жить несмотря ни на что. Борьба за выживание предстоит тяжелая, затяжная. Об этом и идет речь в просторном шалаше, что вырос посреди плантации.

На Антониу обрушивается град вопросов. Почему у хозяйства продолжают отрезать лучшие угодья? Почему на днях увели с фермы еще десяток коров? Почему конфисковали трактор и два грузовика? Снова гоголем ходят, почувствовав правительственную поддержку, окрестные богатеи. Как в былые черные времена вызывают гвардейцев, и те, угрожая оружием, не пускают крестьян на поля, что перешли к ним после Апреля. Может быть, это уже конец? Может, лучше миром разойтись и вернуться к прежнему?

— Ни в коем случае,— горячится Антониу.— Враги только и надеются на то, что мы дрогнем. Да, нам по существу объявляют войну, но мы должны работать еще лучше, держаться еще тверже и все вместе. Подумайте, а как бы на нашем месте поступила Катарина?..

— Да, к этим аристократам на поклон идти нельзя,— говорят крестьяне.— Правы коммунисты, нельзя возвращаться к старому, иначе снова ждут нужда, голод, издевательства и месть сеньоров. Если уж вступили на новый путь, значит, надо идти до конца.

Мрачная память Пенише

Сотни лет бьются о кирпичные стены этой крепости океанские волны. Некогда сторожевой форт, в годы фашизма Пенише была превращена в зловещий застенок. Сегодня португальцы приходят сюда на экскурсии: многим, особенно молодым, полезно узнать, что происходило здесь в годы диктатуры. Я прохожу через крепостные ворота не один. Рядом со мной шагает Мануэл Педро, член Центрального Комитета Португальской компартии. С Пенише у него давнее и горькое знакомство — несколько лет провел он в ее каменном мешке. Я еще до приезда в страну знал одну истину. Если в Португалии встречаешь человека в возрасте моего спутника и знаешь, что в партию он вступил в годы разгула салазаровской тирании, можно даже не спрашивать: он обязательно прошел подполье, тюрьмы, концлагеря.

Память. От нее никуда не денешься. Мануэл может обойти всю территорию Пенише с закрытыми глазами.

Сегодня здесь слышится оживленный говор. Совсем рядом шумит пристань, куда вернулись с ночного лова местные рыбаки. А товарищ Педро вспоминает иные дни. Когда он пересекал этот двор в наручниках в сопровождении озлобленных конвоиров. Когда он целые недели, месяцы, годы смотрел на узкую полоску неба через щель оконного козырька.

Мануэл Педро — один из тех, кто всю свою жизнь посвятил борьбе за свободу португальцев. Он шел на риск сознательно, постоянно. Знал, что каждый день, каждый час, каждую минуту его могли арестовать, бросить в застенок, убить.

Ах, память, память... Она хранит все до мельчайших деталей. Каждый смелый поступок товарища. Каждое преступление палачей. Я обратил внимание на то, что в повседневном обиходе португальские коммунисты избегают употреблять такие слова, как «подвиг», «герой». Нет этих слов и в лексиконе Мануэла. Он считает, что всего лишь выполнял свой долг.

— Пенише как зловещему застенку конец был положен Апрельской революцией,— говорит товарищ Педро.—

Накануне Первомая обрел долгожданную свободу и я. То, что мы, коммунисты, здесь увидели и пережили, многократно описано и пересказано. Я тебе хочу сказать совсем о другом. Ведь, по существу, мы сумели превратить страшную тюрьму в школу борьбы и сопротивления. Тюрьма стала продолжением схватки с фашизмом, только в иных обстоятельствах, иными средствами. Нам не разрешали переговариваться между собой, к нам подсаживали «рашадо» — провокаторов, а мы ухитрялись проводить собрания, устраивать читку и обсуждение поступающих из Лиссабона подпольных изданий. Тюремщики старались сломить нас, но мы не думали сдаваться. Порой наши товарищи совершали из Пенише удивительные по дерзости побеги, как, например, побег группы узников во главе с Алваро Куньялом. Даже в самые тяжелые и, казалось бы, в самые унизительные минуты мы оставались выше, честнее, сильнее тех, кто нас охранял...

Черный флаг — символ бедствия

Португальские города как-то сразу покоряют приезжего, создают у него светлое хорошее настроение. Я ловил себя на этой мысли, любуясь нарядными проспектами столицы, бродя затейливыми улочками Коимбры, наблюдая за будничной суетой маленькой рыбацкой Сесимбры, дивясь какому-то поистине женскому очарованию Грандулы — той самой, что дала название гимну свободы Португалии. Мелодия песни «Грандула, моя смуглянка» послужила сигналом к апрельскому выступлению прогрессивных военных.

Взять хотя бы Лиссабон, зеленый, уютный, продуваемый свежими ветрами. Он как будто постоянно готовится к большому празднику. Но однажды июньским утром Лиссабон поразил меня непривычной тишиной. Не было нервного нетерпения машин возле светофоров. Как-то разом стало мало людей вокруг, а те, что шли рядом, не торопились, как обычно. Потом я заметил опущенные решетки на витринах магазинов, увидел застывшие на рельсах пригородные электрички и сообразил, что город охвачен забастовкой. По-настоящему понять ее размах можно было только в рабочих пригородах.

Один из них, Алмада, в получасе езды от центра. Здесь расположена одна из крупнейших в Европе судоверфей — «Лижнаве». Ее ворота наглухо закрыты. Перед ними установлены барьеры и шлагбаумы, возле которых дежурят хмурые пикетчики. У многих поверх синих рабочих комбинезонов на груди и на спине картонки с лозунгами протеста. Сквозь такую стену вряд ли посмеет пройти хоть один штрейкбрехер. Это отлично понимают и полицейские. Их усиленные наряды на автомашинах и мотоциклах приведены в боевую готовность, но черные мундиры держатся в стороне. Эта картина на фоне огромного замершего предприятия выглядит угнетающе. Но есть еще нечто такое, что придает ей даже несколько зловещий вид. Это масса черных флагов.

Они висят на заводских воротах, на стрелах замерших кранов, их держат в руках забастовщики. Такие флаги в Португалии издавна являются символом голода и нищеты, символом социального бедствия. Экономический кризис в стране ощущается постоянно, давая знать о себе закрытием заводов и фабрик, массовыми увольнениями.