Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год

Так начинался каждый «день» — не тогда, когда появлялся проблеск чего-то, похожего на рассвет, а лишь тогда, когда все шестеро переходили от сна к бодрствованию. Они никогда особенно не напрягались в течение дня, но отчего-то, забравшись вечером в постели, крепко засыпали.

Единственным сколько-нибудь волнующим событием за весь день была минута, когда они впервые открывали дверь в кладовку. В этом маленьком помещении между кухней и голубой комнатой, у дальней стены, располагалась широкая полка, от которой зависело самое их существование. Туда «прибывали» все необходимые припасы и вещи. В это утро Дэппл и Мэй управились с завтраком раньше, чем четверо мужчин спустились в кухню. Дэппл даже вынуждена была подойти к лестнице и крикнуть — только тогда появился Пиф, — так что открытие кладовки пришлось отложить до окончания завтрака. И дело не в какой-то там церемонии, просто женщины нервничали, если им выпадало заходить туда одним. Были, были в доме кое-какие странности...

— Надеюсь, что там есть табак, — произнес Харли, открывая дверь. — У меня почти весь вышел.

Все шестеро вошли внутрь и уставились на полку. Там было почти пусто.

— Еды нет, — отметила Мэй, сложив руки на животе. — Сегодня придется урезать порции.

Такое случалось не первый раз. Однажды — когда же это было? — они не следили за ходом времени — еда не появлялась целых три дня, полка оставалась пустой, но обитатели дома спокойно отнеслись к урезанному рациону.

— Ну что же, Мэй, — сказал Пиф, — прежде чем умереть с голоду, мы съедим тебя...— И все рассмеялись, принимая шутку, хотя Пиф лишь повторил то, что сказал и в прошлый раз. Это был невзрачный маленький человечек — не из тех, кого выделишь в толпе. Бесхитростные шуточки, которые он время от времени отпускал, были его самым ценным достоинством.

На полке лежали только два пакета. В одном был табак для Харли, во втором — колода карт. Харли с ворчанием опустил табак в карман и продемонстрировал всем колоду, сорвав с нее обертку и развернув карты веером.

— Во что играем? — спросил он.

— Покер, — заявил Джаггер.

— Не сейчас, — сказал Кальвин. — Скоротаем время вечером.

Карты заключали в себе определенный вызов: ведь чтобы играть, надо рассесться вокруг стола и оказаться лицом к лицу с остальными. Собственно говоря, эту шестерку ничто не разъединяло, но в то же время, кажется, не существовало силы, которая могла бы удержать их вместе после утренней процедуры открывания кладовки.

Джаггер пропылесосил холл рядом со входной дверью, которая никогда не отворялась, а затем потащил пылесос по лестнице на второй этаж, чтобы прибраться и там. Не то чтобы наверху было грязно, но ведь уборка — это некая операция, которую в любом случае надо делать по утрам. Женщины какое-то время сидели с Пифом и сумбурно обсуждали, как лучше распределить оставшиеся продукты, однако и они вскоре утратили интерес друг к другу и разбрелись по своим углам. Кальвин и Харли еще раньше разошлись в противоположных направлениях.

Дом был непонятен. Имелось несколько окон, но толку от них было мало, поскольку они никогда не открывались, а небьющиеся стекла не пропускали света. Повсюду царил мрак — свет из невидимого источника разгорался лишь в том случае, если кто-то входил в комнату, так что приходилось делать шаг в темноту, прежде чем можно было что-то увидеть. Комнаты были, разумеется, обставлены, но мебель являла собой странное зрелище — никакой связи между предметами не существовало, как будто помещения меблировали без всякого смысла. Возникало ощущение, что комнаты предназначались для каких-то совершенно бестолковых существ.

Ни малейшего замысла не просматривалось ни в первом, ни во втором этажах, ни в обширном пустом чердаке. Харли долгое время бродил по дому, засунув руки в карманы. В одном месте он наткнулся на Дэппл. Грациозно склонившись над альбомом, девушка срисовывала картину, висевшую на стене. Картина изображала ту самую комнату, в которой они сейчас находились. Обменявшись несколькими словами с Дэппл, Харли побрел дальше.

Какая-то мысль притаилась на краю его сознания, как паук в углу своей паутины. Он шагнул в помещение, которое они называли фортепьянной комнатой, и только тут осознал, что же именно его беспокоило. Пока рассеивалась темнота, он украдкой огляделся, а затем перевел взгляд на фортепьяно. Время от времени на полке в кладовке появлялись весьма странные вещи, и их потом расставляли по всему дому, — одна такая вещица стояла теперь на фортепьяно.

Это была полуметровая модель космического корабля — тяжелая, приземистая, со сглаженными формами, острым носом и четырьмя стабилизаторами. Харли знал, что это такое, — модель грузовика класса «земля — космос», мощной машины, доставляющей на орбиту все необходимое.

В свое время появление этой вещи выбило их из колеи сильнее, чем даже возникновение в кладовке фортепьяно. Не сводя глаз с модели, Харли уселся на винтовой табурет и застыл в напряжении, силясь извлечь из глубин сознания нечто... нечто, связанное с космическими кораблями.

Что бы это ни было, оно было неприятным и ускользало всякий раз, когда Харли казалось, что он мысленно уже схватил нечто. Если бы только удалось хоть с кем-нибудь обсудить эту проблему, тогда можно было бы выманить нечто из его тайника. Очень неприятно — ощущать неясную угрозу и в то же время подозревать некую притягательную тайну, скрытую в этой угрозе.

Если бы только удалось добраться до нечто, смело встретиться с ним лицом к лицу, тогда Харли смог бы сделать что-нибудь определенное. А пока он не поймал его, то не в состоянии был даже выразить, в чем же заключалось бы это «определенное».

Звук шагов за спиной. Не оборачиваясь, Харли проворно откинул крышку фортепьяно и провел пальцем по клавишам. Лишь затем рассеянно оглянулся через плечо. Позади, засунув руки в карманы, стоял Кальвин, воплощение солидности и покоя.

— Шел мимо и увидел здесь свет, — непринужденно сказал он. — Вот и подумал, дай-ка загляну.

— Я собирался немного поиграть на фортепьяно, — с улыбкой ответил Харли. Нечто не подлежало обсуждению даже с таким близким знакомым, как Кальвин, потому что... потому что это было в природе самого нечто... потому что надо было выглядеть нормальным, ничем не обеспокоенным человеком. Да, эта мысль была и здоровой, и понятной: надо вести себя как нормальный человек.

Успокоившись, Харли извлек из клавиатуры ряд мягких беспорядочных звуков. Он хорошо играл. Они все хорошо играли — Дэппл, Мэй, Пиф... Как только у них появилось фортепьяно, они все стали хорошо на нем играть. Естественно ли это?

Харли еще раз бросил взгляд на Кальвина. Этот крупный мужчина стоял, облокотившись на крышку фортепьяно, спиной к будоражащей воображение модели, и ничто на свете не могло его обеспокоить. На лице Кальвина не отражалось ничего, кроме вежливой любезности. Да, они все были неизменно любезны друг с другом, и никто никогда не ссорился.