Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год

Мне с детства запомнились шкатулочки, украшенные непременными драконами, скорее смешными, чем страшными, старые семейные фотографии с золотыми медалями фотосалонов, красивые открытки с видами скалистых берегов и парусников. Помню миниатюрный адмиралтейский якорь, блестевший никелем. Якорь этот мы с братом таскали на веревочке по двору, изображая пароход. И очень огорчались, что он не зацепляется за «дно». Запомнились нечастые рассказы отца, Константина Павловича Рыкова, воевавшего береговым артиллеристом в японскую, — что-то о Русском береге, о Владивостоке, о мысе Рыкова... Отец потом жег в печурке фотографии, открытки. Чтобы уцелели мы, его сыновья.

И сейчас мне слышатся вздохи тети Кати — Екатерины Сергеевны Кочуковой, дочери младшего из братьев, по кругосветному плаванию, когда ее, шестилетнюю, чуть не похитил какой-то раджа: вздохи по сказочной жизни в только что начинавшемся Владивостоке. Вспоминала она и Ивана Антоновича Купреянова — губернатора Русской Америки. И еще Шефнера. Он часто бывал у них в доме в Петербурге. Он был начальником ее отца еще во Владивостоке. Высокий, стройный, красивый! Душа компании.

Особенно запомнились мне папины рассказы о его отце, моем деде — Павле Ивановиче Рыкове. Большой портрет деда в овальной раме рядом с таким же портретом бабушки, Зинаиды Яковлевны, урожденной Давыдовой, висел у нас в столовой.

Эти портреты тоже исчезли бесследно...

Над домом и над миром проносились малые и большие бури. О прошлом старались не говорить: небезопасно было вспоминать «дрянь адмиральскую» в то мрачное время. А потом и некому стало вспоминать.

Но нет! Что-то чудом уцелело, сохранилось, нашлось. Рискуя жизнью, сберегла фотографии обоих своих дедов — и Николая, и Сергея — Ксения Александровна «Рыкова в квадрате», дочь двоюродных брата и сестры, Александра Николаевича и Юлии Сергеевны Рыковых. Вот и карточку, с которой делался в свое время тот портрет деда в овальной раме, сохранила тетя Катя. Кое-что сберегли совсем чужие люди. Кое-что нашел правнук Павла Ивановича — журналист Павел Георгиевич Рыков...

Однако лишь недавно по-настоящему открылись дальние дали. Выяснилось, что часть документов уцелела в остатках фамильных бумаг, некоторые хранятся в фондах библиотек, остальные вот уже два столетия берегут для потомков задумчивые своды здания с аркой на Дворцовой площади Питера.

И вот я открываю послужной список деда. Звенит упругий, бугристый пергамент. Вот подпись деда... Трепетно прикасаюсь рукой к тому месту листа, где полтора века тому назад лежала его рука, и пером — конечно же, гусиным! — порыжевшими теперь чернилами, настоянными на дубовом орешке, выводила вот эту, с росчерками и завитушками, подпись, чем-то неуловимо похожую на подпись отца и мою...

Отец братьев, Иван Васильевич Рыков (о нем есть статья в Русском биографическом словаре), впоследствии генерал-лейтенант флота, происходил «из дворян российской нации». По Корпусу — однокашник Нахимова и Даля. В молодости осваивал на Балтике новую технику: пароход. Почти то же, что сейчас космос. Вот, например, что писал в 1833 году, ратуя за новинку, один из авторов «Записок Ученого комитета Морского штаба»: «Изобретение и употребление пароходов произведет великую перемену в морских военных действиях. В этой истине, конечно, никто не сомневается. Но искусство плавания пароходов, так сказать, еще в детстве».

Ко времени появления братьев на свет капитан-лейтенант Иван Васильев сын Рыков, командуя 8-пушечным пароходом «Охта», а затем «Поспешным», буксировал казенные суда с гранитным камнем из каменоломни Пютерлакс для строительства Кронштадтского форта Александра Первого. А во время сооружения Александровской колонны, как гласит вот уже полтора века настойчиво передаваемое из уст в уста семейное предание, эскортировал в Петербург, именно из того же Пютерлакского карьера, судно с гранитным монолитом для колонны.

Его супруга Анна Осиповна (Иосифовна), урожденная Гаврино, вела родословную от греческих моряков, приглашенных Екатериной для службы в строящемся тогда Черноморском флоте.

В документах Ивана Васильевича Рыкова нередко встречаются краткие, но выразительные характеристики: «В службе весьма хорош и деятелен». «Поведения благородного», С не менее выразительными подписями. Скажем, десять лет, с 1846 года, капитан 1-го ранга И.В.Рыков служил помощником капитана Кронштадтского порта. А главным командиром порта в ту пору был адмирал Фаддей Фаддеевич Беллингсгаузен. Тот самый!

Морской корпус

Детские и отроческие годы братьев прошли вне дома. Василий и Николай сразу пошли в Корпус. А Павел и Сергей сначала воспитывались в Морской роте Александровского корпуса в Царском Селе.

Через три года одиннадцатилетний Павел перешел в Морской корпус. Тут порядки оказались куда суровее, чем в Царском Селе. Дам и нянек сменили воспитатели-мужчины. Жизнь начиналась в шесть утра. С постели — во фрунт! И горе кадету с грязными ногтями или оторванной пуговицей. Дежурный офицер холодно ронял неумолимое:

— Без булки!

Жестокое наказание! Остальным тут же раздавались к утреннему сбитню пахучие, горячие булки, на целый фунт.

Все передвижения — только строем, под колокол или барабан. С восьми часов — «классы». Восемь «классов» в день. Предметы — от высшей математики и архитектуры корабля до фехтования и танцев. И все изучалось серьезно, прочно, надолго. Ну и еженедельные «субботники», с одариванием отличившихся яблоками, а нерадивых — розгами.

Случались и коллективные порки... На учебном корабле «Прохор» проводились летние артиллерийские стрельбы по щитам. Старшим над группой воспитанников был назначен мичман фон Дек. Гардемарины традиционно недолюбливали разных «фонов». Однажды между воспитанниками и их «шапероном» (Шаперон — шапочка (фр.), надзиратель (переносн.)) возникли какие-то трения. Кончилось тем, что гардемарины чем-то обидели офицера. Фон Дек донес об инциденте по команде.

И вот в один из далеко не прекрасных летних дней прохоровцы вдруг заметили приближающийся к кораблю от Ревельской гавани наемный ялик. В ялике стоял директор корпуса адмирал Давыдов по прозвищу Кудимка. А вдоль бортов лежали атрибуты римских ликторов, правда, без топориков.

Пристав к кораблю и поднявшись со всеми полагающимися ему почестями на палубу, Кудимка спустился в констапельскую (Констапельская — помещение в кормовой части корабля) к своим строптивым питомцам. Держал перед ними укоризненную речь и в заключение приказал всех... выпороть. И с теми же почестями, но уже на капитанском катере с «уборами», вернулся в Ревель.

К счастью, чаша сия миновала моего деда. Судя по расписанию, «пальба по щитам под парусами» проводилась 12 августа 1857 года. А дед свой первый офицерский чин мичмана получил 6 июня, то есть еще до выхода «Прохора» в Ревель.