Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1991 год

Но стены, построенные с помощью насилия и обмана, не смогли защитить своего свирепого владельца. В 1462 году турки после долгой осады взяли приступом замок Поэнари, а затем разрушили его. Влад сумел бежать из осажденной крепости и ускользнул от врагов; жена князя, не желая попасть в руки победителей, не менее жестоких, чем ее супруг, бросилась с башни.

Теперь об этих событиях напоминают лишь белеющие на скале руины да прозвание «река принцессы», сохранившееся за бурным потоком Аргеса.

Теперь следует сделать небольшое этимологическое отступление. Для дальнейшего повествования важно знать, что означает прозвище, под которым вошел в историю Влад III.

«Цепеш» — имя существительное, в буквальном переводе значит «сажатель на кол».

Заостренный кол в качестве орудия казни — одно из самых жутких изобретений средневековья, заимствованное европейцами у турок. Кол загоняли в тело лежащей жертвы ударами молота или же, наоборот, «насаживали» на неподвижно закрепленное острие осужденного, привязанного за ноги к упряжке лошадей. Поднаторевшие в своем ремесле палачи умели провести эту процедуру столь ловко, что наконечник кола выходил из-под лопатки, не пронзив по пути жизненно важных органов, и описаны случаи, когда несчастная жертва корчилась на вкопанном в землю колу много суток, пока смерть не прекращала страдания.

Именно это средство было любимым орудием Влада III, с помощью которого он проводил свою внутреннюю, а иной раз и внешнюю, политику. Десятки тысяч людей по воле Влада Тепеша приняли эту мученическую смерть, с которой не сравнится даже распятие.

Большинство казненных составляли пленные турки, а также цыгане — господарь Влад не жаловал праздношатающихся бродяг. Но та же кара могла постигнуть любого, кто был уличен в самом незначительном преступлении. В этом — разгадка неслыханной и не имеющей аналогов в мировой истории повальной честности населения Валахии в середине XV века. После того, как тысячи воров погибли на кольях и сгорели в пламени костров на городских площадях, новых охотников проверить свою удачливость уже не находилось.

Надо отдать Тепешу должное: в своем палаческом усердии он не давал поблажки никому, независимо от национальности или общественного положения. Всякого, кто имел несчастье навлечь на себя княжеский гнев, будь то турок или немец, трансильванец или серб, ожидала одинаково страшная участь. Кол оказался также весьма эффективным регулятором экономической деятельности: когда несколько семиградских купцов, обвиненных в торговле с турками, испустили дух на рыночной площади в Шесбурге, сотрудничеству с врагами веры Христовой пришел конец.

Можно только поражаться долготерпению народа, в течение почти десяти лет управлявшегося подобным государем. Но для того, чтобы понять «феномен Дракулы», надо учитывать существование постоянной внешней угрозы, висевшей над придунайскими странами в XV веке.

Отношение к памяти Дракулы в Румынии, даже современной, совсем не такое, как в западноевропейских странах. Не то чтобы его считали национальным героем, но уважением к нему — конечно, с солидной примесью суеверного страха — несомненно, и сегодня Влад Тепеш считается одной из ведущих исторических фигур эпохи национального становления будущей Румынии, которое восходит еще к первым десятилетиям XIV века. В то время князь Басараб I основал небольшое независимое княжество на территории Валахии. Победа, одержанная им в 1330 году над венграми — тогдашними хозяевами всех придунайских земель, — закрепила его права. Затем началась долгая, изнурительная борьба с крупными феодалами-боярами. Привыкнув к неограниченной власти в своих родовых уделах, они отчаянно сопротивлялись любым попыткам центральной власти установить контроль над всей страной, блокируясь при этом, в зависимости от политической ситуации, то друг с другом, то с венграми, то с турками. Через сто с лишним лет Влад Тепеш положил конец этой прискорбной практике, раз и навсегда решив проблему сепаратизма своим излюбленным способом. Но об этом — ниже.

Мы уже никогда не узнаем, каким был наш ужасный герой в личной жизни. Шутил ли он хоть когда-нибудь, озаряла ли улыбка лицо этого изверга-патриота? Летописи и легенды сохранили лишь отдельные жутковатые штрихи, за достоверность которых трудно ручаться — например, что любимым развлечением Влада в детстве было вырывать перья из крыльев пойманных птиц. Это похоже на правду: много лет спустя, оказавшись в венгерском плену, он, сидя в темнице, от скуки сажал мышей на собственноручно сделанный миниатюрный колышек.

Тем не менее многие румынские историки и литературоведы считают, что Влад III — жертва исторической несправедливости. По их мнению, с легкой руки ирландского романиста Брэма Стокера Тепеш был оклеветан перед всем миром, а извращенная фантазия англосаксов довершила дело. Стокер действительно погрешил против истины: Влад III не питался кровью своих подданных, предпочитая менее экзотические блюда. Однако свое прозвище он носил более чем заслуженно.

Интересно, что в народе Влад был, судя по всему, довольно популярен. Причины этого — в основном психологического свойства. Во-первых, он враждовал с боярами, вековечными и исконными угнетателями простонародья. Во-вторых, противовесом ужасу, который внушал Тепеш своим подданным, была гордость за его военные победы над могущественным и ненавистным врагом — турками. Те, кто сражался под командованием Влада III, чувствовали себя причастными к княжеской славе и хранили неизменную верность своему полководцу. В-третьих, всему населению страны были понятны и близки идеи, вдохновлявшие Влада на его деяния. И, наконец, был еще один очень важный фактор: религия.

Влияние церкви на жизнь всего общества в прошлом в тех краях было велико. Поэтому правитель, известный своей религиозностью и пользующийся моральной поддержкой духовенства, всегда мог твердо рассчитывать на покорность народа. А благочестие Влада III граничило с фанатизмом, ничуть не умеряя его жестокости. Впрочем, этому едва ли стоит удивляться: примеры такого рода сочетания в истории средневековья очень часты.

Влад с неизменной щедростью наделял монастыри землей и деревнями. Иногда такой дар бывал приурочен к какой-нибудь военной победе, иногда делался в порыве экстатического восторга, но чаще являлся результатом трезвого политико-экономического расчета. Как бы то ни было, совместное действие креста и кнута обеспечило кровавому вождю молчаливое повиновение народа. Лишь в молитвах и заупокойных службах изливалась скорбь по тысячам казненных, не обращаясь в ярость, направленную против тирана — ведь его власть была освящена церковью, а цели — разумны и благородны.