Журнал «Если» - «Если», 2003 № 09

«Давай, дружище! Выбей им все зубы, выпусти наружу их кишки! Покажи им, на что ты способен! Не правда ли, у тебя уже чешутся руки, парень? Ну что ж, можешь рвать их на куски зубами и ногтями, приятель. Давай, старина, атакуй, бей, кроши!.. Бегом — марш!..»

И ты, конечно же, бежишь.

Перевел с французского Владимир ИЛЬИН

Космический пейзаж на экранах был убогим, как личное дело интенданта Луны.

Патрульный крейсер «Симитэр» степенно швартовался ко второму ярусу башни регламентного обслуживания. Башня была прозвана репортерами НС-новостей «Пятым Интернационалом» за характерную конструкцию, на практике воплотившую фантазию старинного русского футуриста Татлина. Гигантский мобил-док «Бетховен» вчера завершил ремонт повреждений, полученных во время рейда тойлангов на нашу передовую базу в секторе Свинцового Солнца. Полчаса назад «Бетховен» завершил расстыковку с «Пятым Интернационалом» и теперь медленно отползал прочь от Паллады, готовясь к выходу на джамп-траекторию.

Три легких корвета класса «Фламинго» болтались на высокой орбите Паллады с выключенными маршевыми двигателями. Они дожидались, когда неповоротливый «Бетховен» завершит свой скучный маневр.

Капитаны корветов имели приказ взять мобил-док под свою опеку и сопроводить его в район Сандеи, где концентрировались главные силы нашего флота.

Мобил-док должен был сменить отработавшие двигатели на двух крейсерах 5-й бригады линейных сил, а затем, под прикрытием кочующих крепостей Сандеи, служить передовой базой снабжения и госпиталем на 2000 капсул для личного состава флота и десанта. Предыдущий госпиталь, спецтранспорт «Парацельс», был уничтожен диверсионной группой тойлангов две недели назад вместе со всеми пациентами, персоналом и неконвенциональным складом боеготовых торпед.

Корветы, мобил-док, «Симитэр» и четыре смешанные батареи противокосмической обороны — вот и все, чем располагали мы в секторе Паллады.

Больше и не требовалось. Война велась по всей галактике, но никогда не подходила к Солнечной системе ближе, чем на пять парсеков.

Мы вели войну уверенно и неторопливо. Враг номер один отступал к своей метрополии, системе звезды Франгарн. Казалось, еще один натиск — и тойланги примут наши условия капитуляции, которые отбросят их в век парусного флота, двуручных мечей и вялотекущих экспериментов с природным электричеством.

Служба офицера бортбезопасности чем-то сродни любительскому огородничеству. Баклажаны на грядках поливает автоматика, а ты лежишь в гамаке и дуреешь от безделья. Хочешь почувствовать себя героем? Берешь в руки лейку, трудишься полчаса, а потом… потом снова гамак и единение с внутренним «я».

Ладно еще присматривать за порядком на настоящем боевом гиганте — дредноуте или кочующей крепости. Там большая команда, много молодежи, там иногда хулиганят у стойки бара, и бортбезопасность получает шансы раз в неделю поиграть мускулами, растаскивая буянов. Опять же, дредноуты все-таки бывают в деле. На борту бушуют пожары, под взорванным реактором от жара лопается бронепалуба и… да-да, есть упоение в бою!

В службе на «Бетховене» упоения не было и быть не могло. Живого отклика в моей душе не встречал и тот факт, что мои полномочия равнялись капитанским. И даже в чем-то их превосходили.

Полномочия… привилегии… статус…

Майор моего возраста — слезоточивый анекдот. Я же накануне перевода на должность начальника службы бортовой безопасности «Бетховена» получил знаки различия старшего лейтенанта. Ох, плохо быть королем сапожников…

В число моих привилегий на «Бетховене» входили: каюта с иллюминатором и живым фикусом, персональное кресло на ходовом мостике, право потребления новостей в любое время дня и ночи.

Пока наш док выходил на джамп-траекторию, я как раз и намеревался реализовать это право — под косыми взглядами капитана, навигатора и трех помощников, которые, в отличие от меня, занимались на ходовом мостике какой ни есть работой, а не сосредоточенным убийством времени.

Я достал инъектор и коробочку с новостными пилюлями. Непотребленных новостей было полно: война, спорт, война, политика, война, экономика, война, спорт, война, наука, война, война, война.

Не удивительно, что красно-желтых пилюль у меня скопилось так много: жестокая цензура Бюро-9 превращала военные новости в очень своеобразный продукт. Потреблять его было непросто.

Типовой сюжет: интервью с бойцами элитных подразделений (обычно — берсальерами) на фоне поверженной неприятельской техники.

Типовой тон репортера: озабоченный, вдумчивый, заискивающий.

Типовое настроение элиты: яростно-воодушевленное. Глаза горят демоническим огнем.

На вопросы про жизнь — ответы в духе «На линии огня нет командиров и подчиненных, мы все одна семья». На вопросы по существу — «Мы получили приказ работать цель… Мы работали цель… Отработали цель… Потери?.. На войне как на войне!»

Правда, насчет «работать цели» — это пилоты. Элитная пехота в интервью всегда говорит «выброска»: «попрыгали на выброску», «сходили в выброску», «пришли из выброски».

В конце сюжета — дежурное: «Ну что, ребята, следующее интервью уже на Эрруаке?»

В ответ — нечленораздельное, но одобрительное мычание.

Последний (так сказать, художественный) штрих репортажа: спины солдат, уходящих в ядовитый инопланетный туман.

Вот так. Поэтому военные новости я потреблял нерегулярно. И вовсе бы от них отказался, если б не безотрадное безделье на «Бетховене».

Я метил в пилюлю «наука», но так уж получилось, что мой ноготь подцепил одну из красно-желтых, с войной. Значит, судьба.

Вздохнув, зарядил ее в инъектор. Полюбовался, как пилюля стремительно превращается в бесцветную жидкость. И, уперев жерло инъектора в шею, нажал на спуск.

Примерно минуту молекулярные агрегаты с записью новостей добирались до моих нейронных цепей и подготавливали всю биохимию, необходимую для временной подмены реальной входной информации на суррогатную. Наконец гипервирусы умостились на моих нейронах как следует, обменялись сигнальными рибонуклеидами, синхронизировались — и понеслось!

Перед глазами вспыхнул логотип НС-новостей. После призывных фанфар и сублоготипа «Война за право быть» пошла реклама.

«Помоги флоту — купи Колизей».

«Часы Occident считают наносекунды до победы».

«Вечный двигатель невозможен! Настанет время и для «Энджин».

(Титр сладострастного рекламного сплэша: парочка три полных минуты психовремени занимается любовью в нарочито монотонном ритме, и когда потребителю уже начинает казаться, что его будут мучить вечно, мачо и мучача откидываются на смятые простыни и радостно хватаются за сигареты «Энджин».)