Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 12

Забота государства о сельском труженике сказывается на качестве производимой продукции. Именно высокое качество белорусских сельскохозяйственных товаров определяет их конкурентоспособность на внешнем и внутреннем рынках. Наши качественные натуральные продукты питания пользуются повышенным спросом у населения не только нашей страны. В прошлом году экспортировано сельскохозяйственной продукции на 1 млрд долларов США. По доступности продовольствия населению Беларусь входит в лидирующую группу наиболее обеспеченных стран с переходной экономикой.

Важность принятой Государственной программы возрождения и развития села заключается, в том числе, в создании предпосылок для успешного развития различных хозяйственных форм в АПК. Подъём села предполагает многоукладность форм собственности.Сегодня сельское хозяйство Беларуси — это не только государственные предприятия. В стране успешно работают более 3 тыс. фермеров. И они пользуются государственной поддержкой.

Однако сегодня ещё рано говорить о полной передаче земли в частные руки. Опыт показывает, что более эффективно используется земля и другие средства производства в крупных сельхозорганизациях. Да и большинство жителей села ещё не готовы оставить государственные предприятия и организовать собственное фермерское хозяйство. Поэтому на данном этапе предпочтение отдается крупнотоварному производству.

Если бы мы провели реформу сельского хозяйства по предлагаемому Западом образцу, то, безусловно, не смогли бы обеспечить свою продовольственную безопасность,а попали бы в зависимость от зарубежных поставок и рыночной конъюнктуры. Мы не имели бы своей мощной отрасли сельскохозяйственного машиностроения, благодаря которой проводим модернизацию АПК и интенсивное обновление машинно-тракторного парка. Наша техника хорошо зарекомендовала себя и в соседних странах. Поэтому Беларусь способна сказать своё веское слово в техническом переоснащении сельского хозяйства наших партнёров.

Вместе с тем мы, конечно, далеки от того, чтобы преувеличивать значение своего опыта и тем более не намерены его навязывать другим.

Более того, мы считаем, что во всех сферах нашей (даже успешной по многим показателям) деятельности имеется немало пробелов и упущений.

Конечно же, хотя уровень жизни в стране и существенно вырос (с 30–35 долларов средней зарплаты в 1995 году до 200 долларов в 2004-м и 250 — к концу 2005 года), он всё ещё остается низким и не покрывает всех необходимых потребностей граждан.

Но, согласитесь, это сверхсложная задача — обеспечить высокий средний уровень жизни в стране, где на 10 млн жителей приходится 4,3 млн работающих, а пенсионеры составляют 2,6 млн человек.

При этом учтите, что у нас нет своих энергоносителей, нет металлов, мы рассчитываем только на интеллект и гражданскую солидарность народа. Иначе говоря, движущей силой нашего развития являются люди.

Отсюда и ещё одна, архисложная задача — объединить усилия трудящихся и всего населения, мобилизовать их на реализацию важных общегосударственных программ и достижение поставленных целей. Ключом тут служит формирование конструктивной гражданской позиции и мировоззренческой системы.

Основу нашего нынешнего мировоззрения составляют сознательный патриотизм и народность.

Идеология белорусского государства (а мы молодое государство и, естественно, накапливаем опыт и осовремениваем свои традиции) очень проста: она базируется на общечеловеческих ценностях. Это позволяет уберечь личность от зомбирования и обмана, сохранить и укрепить семью как основу общества, защитить суверенность и независимость, нарастить созидательный потенциал нашего государства, развивать общеславянскую солидарность, всесторонне сотрудничать с великой Россией, чтить наши единые исторические корни.

Да, создание Союзного государства — непростое дело, потому что ни Беларусь, ни Россия не могут воспользоваться прежним опытом или зарубежными рецептами. Нам надо искать и находить оптимальный, пригодный именно нашим народам и странам алгоритм объединения. Здесь поспешность неуместна. Строить — не ломать, нужно думать и думать над каждым очередным шагом.

Однако я твердо уверен: альтернативы нашему единению нет. Всесторонняя интеграция Беларуси и России — в интересах наших народов.

Время от времени перебирая свой архив, я каждый раз задумывался: а стоит ли печатать свою переписку с Татьяной Михайловной Глушковой? Неестественный финал наших дружеских отношений, завершившихся к середине 90-х годов прошлого века полным разрывом, всякий раз мешал мне осуществить это намерение.

Но время идет, и в который раз перелистав эту «особую папку», я окончательно решил: письма надо печатать. Слишком много в этой эпистолярной драме блистательных прозрений и пророчеств с её стороны, глубоких и неожиданных оценок Пушкина и Гоголя, Блока и Белинского, Заболоцкого и Шагала. А если еще вспомнить размышления о Моцарте и Сальери, о Ницше и Константине Леонтьеве! А что уж говорить о беспощадных и точных характеристиках ещё живущих (или недавно живших) участников литературной распри 60–90-х годов, предавших родину вместе с её историей, с Пушкиным, с русской поэзией, сменивших и кожу и душу. Как никто другой во внешне благополучные времена она, подобно Кассандре, прозревала их низменное будущее.

Но надо быть справедливым: в то же время её письма изобилуют утомительными бытовыми подробностями текущей литературной жизни, язвительными и часто несправедливыми оценками и приговорами в отношении друзей и соратников. Насколько точна и проницательна была она, когда писала о врагах России, настолько же слепо и желчно было её перо, когда Глушкова размышляла о писателях-патриотах. И эта закономерность — жестокий урок всем нам. Любая спорная мысль, любая оговорка, любое сомнение каждого из нас, противоречащее её взглядам, вызывали у неё не просто обиду, но неистовый гнев. Особенно эта черта ее натуры обнажилась к концу жизни, когда Глушкова с восхитительным высокомерием поставила себя среди бывших единомышленников в положение изгоя и не жалела ни чувств, ни слов, чтобы заклеймить их.

Поистине она писала о них не чернилами, а, по её собственным словам, соком «черных роз Гефсиманского сада». Там, где нет любви — нет полной истины.

Становясь на эти трагические котурны, она застывала в своей гордыне, чувствуя себя единственной хранительницей моцартианства в русской литературе, ну, в крайнем случае, наследницей ахматовской судьбы, и это убеждение давало темную силу её неправедному гневу: