Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015 № 4

– Твоему продарвинскому рассуждению об эволюции материи есть даже теоретическое обоснование и соответствующее математическое решение. Что касается разума, то Творец поступил мудро: Человечество должно пройти само все стадии созревания, чтобы приблизиться к Нему.

– Я в математике слаб, но у меня возник к тебе, изучающей Космос, вот какой вопрос: есть ли у нашей Галактики настоящее имя?

– Галактика…

– Это как человек – Человек, река – Река, город – Город!

– Тогда – Млечный Путь!

– Млечный Путь – всего лишь малая часть Галактики! Я помню еще из школьной астрономии, что слово «галактика» происходит от греческого galaktikos, то есть «молочный». Наша звездная система, в которой насчитывается около двухсот миллиардов звезд, называется Галактикой. С Земли мы видим ее «ребро» по имени Млечный Путь. Во Вселенной существует множество галактик, состоящих, подобно нашей, из звезд, газовых туманностей, космической пыли… Следовательно, наша Галактика имеет формальное имя, отражающее лишь ее световой эффект, наблюдаемый в пределах планеты Земля, и не имеет имени настоящего, которое выделяло бы ее среди других галактик, было бы красивым, несло соответствующую смысловую нагрузку и подчеркивало ее главную особенность: разумную жизнь. И я хочу дать ей такое имя!

– Узнаю в тебе подданного Великой Моравской Империи!

– Без твоей любви я бы об этом даже не подумал! Если Бог, Творец, Создатель – мужские имена, то вместилище его творения, та самая «утроба и плацента», в которой зародилась жизнь и зреет загадочный плод, именуемый Человечество, родное дитя Создателя, призванное вырасти и стать подобием своего Отца, должно носить женское имя!

– И какое?

– МАГДАЛЕНА! Это самое красивое и великое слово на Земле, потому что оно символизирует Женщину, дающую начало жизни, той самой, что преобразит эту галактику и выделит ее среди всех остальных в самую чудную звездную систему! Это имя дал нашей галактике я, неизвестный мужчина, но тот, кто нашел в своей любимой женщине по имени Магдалена счастье, такое же бесконечное, как сама Вселенная. От их союза пошли уфоны, которые устремятся в направлении Туманности Андромеды… И теперь во всех астрономических справочниках будет написано: «Галактика Магдалена» – звездная система… А далее будет следовать информация: такие-то координаты, такой-то тип, столько-то звезд, на таких-то есть жизнь, столько-то парсеков до центра, такая-то масса…

Наш переезд в Либерец вполне оправдался: я почувствовал себя намного спокойнее и снова подумал о дальновидности Магды. Она вроде бы подтолкнула меня на рискованный и дерзкий шаг: творить под носом у моих надзирателей то, что по советским меркам являлось тягчайшим преступлением. Конечно, это могло быть ее подсознательным желанием, – ведь именно здесь летом мы ощутили настоящее спокойствие, проведя до этого в относительном напряжении почти две недели нашего «медового месяца». Возможно, ей была по душе формула: «Мой дом – моя крепость», и инстинкт материнства прятал ее за эти стены. Однако скорее всего Магда все взвесила и пришла к выводу, что сейчас нам нужно глубокое спокойствие, которое должно исходить прежде всего от меня, а дома оно обеспечивалось наилучшим образом. Во всяком случае, кажущийся риск жить с иностранкой из империалистического лагеря засекреченному советскому человеку на виду у нашего коллектива, помешавшегося на бдительности и моральной муштре, был куда меньше, чем прятаться с ней в отдаленных районах, потому что я обязан был докладывать руководству о поездках за пределы Либерца, а по сути – отпрашиваться и обязательно докладывать о возвращении.

«Как хорошо, что в нашей стране официально не празднуют католическое Рождество! – восхищался я, – и как замечательно, что мы работаем по чешским законам, то есть не работаем на рождественские каникулы! Если все это соединить с выдумкой, изобретательностью и риском, то получается неплохой вариант по обеспечению нам достойных условий для празднования самых прекрасных праздников!»

На Stedry vecer [3], когда уже был накрыт стол и остались позади все хлопоты, я зашел в спальню и, загримировавшись по полному варианту, показался Магде. Она ахнула, но присмотрелась и сказала:

– Твои губы, руки, глаза и походку я узнаю под какой угодно маской, но грим глубокий, и ты можешь выступать в нем в любом качестве.

– Это я и делаю. Сия маска есть инструмент моего более широкого познания мира, шапка-невидимка, с помощью которой я преодолеваю многие запреты, предписанные мне нашим государством. Она дает мне дополнительную степень свободы в тоталитарной стране и учит искусству клоуна, холодного наблюдателя и игрока. Если хочешь, мы, представители враждующих держав, завтра вместе спокойно погуляем меж моих идейных соотечественников, посмотрим в лицо сверхбдительному начальнику, пройдемся под пристальными взглядами жен моих сослуживцев, даже заглянем в «Русский клуб», где все демонстрируют липовую сплоченность коллектива советских специалистов. Мы потреплем по щечкам их милых деток, поговорим на немецком языке с супругой нашего парторга, – она единственная, кто может связать два нерусских слова…

– Потрясающая идея! Меня никто не знает, а тебя никто не узнает, и мы можем на глазах у твоих надзирателей свободно гулять по улицам, тасоваться меж твоими соотечественниками, ходить по ресторанам, ездить по стране… Немедленно включаюсь в твою игру. И я начинаю кое-что подозревать… Так вот где скрывается твое второе лицо?

– Да. Но странно устроен человек: еще недавно мне доставляло удовольствие такое переодевание… А теперь… впрочем, об этом позже.

Мы вышли из дома. Стояла тихая морозная ночь. Непривычно пустынные улицы были покрыты пушистым снегом и инеем. В просветах между крышами домов виднелись звезды и черная межзвездная бездна, которая рассеивалась в тусклом городском освещении. Город был окутан легким искрящимся шлейфом, состоящим из прозрачных микроскопических льдинок – они разноцветно искрились и поглощали все звуки. Скрип снега под ногами отдавался внутри тела и не распространялся ни на сантиметр дальше собственных каблуков, – это я обнаружил, специально остановившись и не услыхав шагов своей попутчицы. Окна многих домов озарялись разноцветными всполохами гирлянд на рождественских елочках. Там, в квартирах, сидели за праздничными столами люди, они, наверное, о чем-то беседовали, что-то делали, вставали, ходили, но создавалось впечатление о полном их отсутствии, потому что наружу оттуда не проникало никакого движения. И эта особая изоляция имела смысл уловить в божественной тишине приход светлого Праздника Рождества Христова.