Андрей Субботин - Актуальные проблемы Европы №1 / 2010

Глобализация означает новые возможности для глобальных компаний и бизнеса вообще и одновременно их новую социальную ответственность. Последние два десятилетия ознаменовались мощным рывком в развитии мирового сообщества, результаты которого большинство пользователей новых услуг воспринимают как положительное, но вполне естественное явление. Между тем всякое быстрое продвижение вперед несет в себе целый набор факторов, быстро превращающихся в проблемы из-за неравномерности процесса развития и формирующихся при этом диспропорций. Отрезку времени, на котором шел процесс глобализации, предшествовали еще два десятилетия – 70-е и 80-е годы, в течение которых тоже накапливался целый набор проблем (энергетическая, сырьевая, экологическая), паллиативные решения которых послужили начальными условиями для глобализации.

В результате интегральным результатом полувековых управленческих усилий ведущих стран мира стало усиление разрыва в уровнях социально-экономического развития стран. Достаточно напомнить, что в 1960 г., когда формально окончательно рухнула колониальная система, по статистике ООН, насчитывалось 29 наименее развитых стран, а сейчас их число равно 40. При населении мирового сообщества 6,7 млрд. человек каждый шестой житель планеты испытывает чувство голода. При этом «золотой миллиард» пользуется личными автомобилями, персональными компьютерами, мобильными телефонами, летает на самолетах и ежегодно посещает мировые курорты [Субботин, 2004]. Важнейшим показателем низкого качества управления мировым сообществом служит не только отсутствие прогресса в решении проблем, их накапливание и неизбежное при этом возрастание социальной напряженности, но и лавинный характер появления новых проблем, обусловленных достижением пика мировой добычи нефти и газа, извращенные и просто криминальные формы накопления финансового капитала, очевидная деградация рыночной системы хозяйства, усиливаемая так называемым «субъективным фактором», искусственная концентрация лучшего человеческого потенциала в одной стране, которая и пытается взять на себя основные функции управления мировым сообществом.

Известно, что многие западные экономисты с развертыванием глобального кризиса вновь приступили к углубленному изучению марксистской политэкономии. Наибольшую актуальность сейчас приобретает старое противоречие между США и Европой в сфере регулирования экономики. «Рынок знает лучше нас» – этот лозунг американские высшие деловые круги всегда приводили своим европейским коллегам, навязывая свою стратегию управления хозяйством. Европейцы всегда соглашались с приоритетом рынка, но всегда предпочитали его жестко регулировать. Сейчас, когда по сути никто не знает, чем кончится кризис и как строить мировое хозяйство после его завершения, полезно вспомнить мнение лауреата Нобелевской премии Джона Гэлбрейта, который еще в 70-х годах утверждал, что миру следует идти по пути конвергенции социализма и капитализма, т. е на современном языке – реализовывать рыночную систему с жестким государственным регулированием.

Мировая валютная система регулируется Международным валютным фондом, созданным в 1944 г. МВФ является наглядным отражением пороков управления глобальным хозяйством. Во-первых, его устав и механизм голосования, зависящий от размера взносов стран-участниц, предусматривают возможность одной страны доминировать в принятии решений об условиях движения финансовых потоков, когда количество стран – членов ООН составляет 194. Во-вторых, другой орган, также созданный в системе ООН, Всемирный банк, призванный содействовать мировому развитию, обеспечивает содействие лишь определенному числу государств на тех же условиях, что и МВФ. Именно позиция этих двух международных органов в немалой степени содействовала формированию факторов, которые привели к глобальному кризису. Доминирование в МВФ и Всемирном баке США в силу ряда причин, одна из которых – самая большая доля американского взноса, – не могло не повлиять на их политику, имеющую мало общего и с устойчивым развитием, и с обеспечением стабильности мировой экономики. Архаичность принципов деятельности ведущих международных организаций, призванных выполнять прежде всего регулирующую функцию, практически как минимум третье десятилетие способствует формированию факторов, ведущих к кризису. И наконец, неизбежное, как в течение всего этого десятилетия предрекал Ла Руш, свершилось.

Но где же при этом была наука и чему тогда учили последние два десятилетия в элитных бизнес-школах?

Оценивая позицию экономической науки в области формирования и вызревания глобального кризиса, нельзя не признать наличие определенного дискомфорта, вызванного прежде всего социальной незащищенностью не только отечественных, но и зарубежных ученых. Речь идет о довольно узком спектре факторов, реальная значимость которых выходит далеко за пределы добросовестно и скрупулезно изучаемых специалистами тех разделов экономической науки, которые относятся к объективно наблюдаемым процессам и явлениям и могут получить аналитическую трактовку. Но субъективный фактор в анализе напрочь отсутствует. Он лишь вскользь упоминается, когда этого никак нельзя избежать, и становится ясно, что именно этот фактор доминирует в процессе формирования и нагнетания кризисной ситуации.

31 марта 2009 г. в Российском государственном гуманитарном университете проводился семинар по анализу причин глобального кризиса. Пять маститых докладчиков начали свое выступления с признания того, что ни один из них не берется определенным образом обоснованно заявлять о причинах глобального кризиса, затем следовали яркие выступления с их индивидуальными, насыщенными фактологическим материалом мнениями, и лишь трое из них в очень деликатной форме упомянули – один «о жадности», которая сыграла свою роль, второй назвал кризис «рукотворным», а третий упомянул «несколько сотен семей», которые приложили к нему руку. Кстати, подобная академическая сдержанность еще более характерна и для западных исследователей экономических проблем. На практике это приводит к курьезным ситуациям, когда двое участников научного мероприятия с пеной у рта доказывают возможность использования той или иной методики в оценке бизнеса, а на экране телевизора появляется господин Б. Мэйдофф, выражающий глубокое сожаление, что присвоил себе чужие десятки миллиардов долларов.

Эта глубокая пропасть между академическим подходом к проблеме и реалиями бизнеса, который в большинстве стран мира несет в себе криминальные элементы, находит полное отражение в учебных программах, по которым уже продвинутые бизнесмены изучают его методологию. Их отличительной особенностью является тот же академизм и полное игнорирование субъективного фактора. Исходя их упомянутой формулы, согласно которой бизнес – это не наука, а искусство, высшей формой последнего оказывается способность проявлять конкурентные преимущества, абсолютно игнорируя этику, мораль и, конечно, законодательство. Поэтому талантливые слушатели, обучающиеся по программам МВА и МПА, осваивают традиционные, нередко изощренные по своему содержанию приемы, и лишь придя на работу – в западных бизнес-школах, в отличие от российских, кроме кадровых служб, которые занимаются набором слушателей, есть гораздо более мощные службы, которые заняты их трудоустройством, и именно последнее служит самым ярким показателем успешной работы бизнес-школы, – они посвящаются в таинство обретения финансового могущества, создаваемого совместно бизнесом и государством.