Альманах - Альманах «Российский колокол» №4 2015

Неистов снег кануна января!
Кому – полёт, кому – диван в квартире.
А я кричу – не падай с алтаря!
Без высоты твоей беднее станет в мире.
О, Алтари! В наивности высокой
Я столько создала высот!
Я столько растворила окон
В надежде на тепло и на полёт.
А мир был зол. Реальность воплощая,
Ломился в окна снегом и дождём,
И не смотрел, что вышла без плаща я,
И так студил, как сам был обожжён.
Я отпущу полёт! – Пусть легче будет
Живущим перед запертым окном.
И остаюсь подобием сосуда
С созревшим, но не выпитым вином.
Дневник судьбы, прошитый наспех,
Поверхностно расскажет обо мне.
А жизнь души – в сосуд, – под айсберг,
На семь восьмых сокрытый в глубине.
О, Алтари!
Когда-нибудь, когда земле теплее будет,
Растает лёд и вытолкнет сосуд,
И то вино прекраснейшие люди
За Алтари! —
В прекрасные бокалы разольют.

Через шум дорог
В тишине дождя
Этой парой строк
Обниму тебя,
Как бы ветры дней
Не студили рук,
Я давно сильней
Всех разлук…

Люди как люди. Весна как весна —
Нет отголосков кошмарного сна.

Пташек небесных прочерк живой —
Нет гильотины над головой.

Скоро июнь. Зазудят комары —
Нет нисхожденья в тартарары.

Вот уж ноябрь. На пороге зима —
Нет ощущения судного дня.

Нет и не будет. Вот это курьёз —
В щёлки опять задувает мороз!

Последние листочки на веточках дрожат,
На клумбу опадая, цветочками горят;
Пытаются тельцами прикрыть земли просвет —
Весомости бывалой уже в помине нет.

И нагло, не стесняясь, сквер голенький стоит.
Своих детей теряя, являет бледный вид.

А мне его не жалко – я маленький листок,
Который все качался, но выдержать все смог:
Деревьев охлажденье, вой вьюг издалека…
Последнее дыханье соседнего листка…

Я слышу голос тайный, ведь он меня зовет
В последний, триумфальный, немыслимый полет.

Тут каркнула ворона – и, с ягодкой сращен,
Увидел лик нескромный – и не случаен сон!..
От дерева плутовка меня оторвала
И в сторону далёко, далёко понесла…

Поумничать – что за резон! —
Приникла к свету… Déjà vu! [1] Déjà vu!* (фр.) – чувство, что это когда-то уже было.
Смотрю во двор и вижу сон —
Смешенье с явью! – наяву.
Замерзла, высохла земля
И неприкрытою лежит…
По ней людская толчея
Спешит в январь —
и не скользит!

О небывалый катаклизм —
Зима без снега, безо льда!
В унынии карниз повис,
И по щеке струит вода…
Ладошкой детскою согреть
Земли мне хочется лицо,
Но остаётся лишь скорбеть,
Сжимая рук полукольцо.

Рябинки ствол и серость стен
Не будят прежние мечты…
Бесследно смыты – только кем? —
Природы свежие холсты…
Бесстыдный хаос, беспризор…
Безвкусный, блеклый макияж…
Полотнища линялых штор…
Стаканов выпитых трельяж…

Метель-тоска, завьюжь, завей
Останки сброшенных одежд!
В бокалах высуши скорей
Слезинки выжатых надежд!
Морщинки грустному лицу
Разгладьте, белые снега;
Весёлым недругам к крыльцу
Не дай пройти, пурга,
пурга…

Мой друг – белый снег, колыхатель куртин;
Торжественный свет, нисходящий с вершин.
Мелькай меж дерев, мелькай промеж глаз,
Бесплотный посев, примиряющий нас!

Кружась, ты твердишь, что так будет всегда:
Усохший камыш, неживая вода…
Летишь с высоты – не достанешь рукой, —
Чтоб в мир принести долгожданный покой.

Лежать будешь горбом в сугробе большом —
Таинственным гробом в овраге крутом.
И, думою полон, те были хранить,
Что, каркая, ворон не смог раструбить.

Легко буду верить в преданья твои,
В исчезнувший берег, в слезу без любви.
Но луч разудалый в господстве твоём
Родится – и талый взорвёт окоём.

С воронки бесснежной начнёт благодать
Подснежником нежным весну привечать.
И я, может быть, снов порушу поветь,
На свет божий выйду, чтоб верить и петь.