Альманах - Альманах «Российский колкол». Спецвыпуск №2, посвященный имени Мацуо Басё

Но проклятая память не перестаёт без устали тасовать свои замусоленные карты.

Я опять со своими шестью солдатами на той афганской скале, которую обстреливают моджахеды. Горячий пот стекает по лбу и выедает слезящиеся глаза.

– Нужно выбираться отсюда, – говорю я бойцам, – но кто-то должен остаться, чтобы прикрыть отход.

Мне протягивают коробку со спичками, но мой сын, который тоже здесь, среди солдат, качает головой:

– Не надо! Я остаюсь…

– Но почему ты? – почти шепчу я, а в голос срывается, и в глазах слёзы. – Сынок…

– Я должен, – отвечает сын, – а ты, отец, уводи солдат… Кто это сделает, кроме нас с тобой?..

Задираю голову и гляжу в белёсое раскалённое афганское небо, но и там нет ответа на мой безмолвный плач.

А меня тем временем уже уносит в другое место и другое время. Я сижу у окна и гляжу на улицу. Сквозь деревья виден край дороги, по которой в этот полуденный час почти не проезжают автомобили. Жара, и лишь редкие порывы ветра перекатывают по улице какие-то пластиковые пакеты и разовые стаканы, вывалившиеся из мусорного бака на углу.

Жду кого-то и… не помню, кого. Это уже было когда-то раньше и непременно должно повториться. Я боюсь этого, потому что будет, как и тогда, больно и страшно, но этого не избежать…

У бордюра останавливается серая машина, и из неё выходят трое военных – двое мужчин и совсем юная девочка. Старший поправляет фуражку и, не глядя на попутчиков, направляется к нашему подъезду.

Сердце у меня замирает, и я напряжённо жду стука в дверь. Слышу шаги по лестнице, ещё секунда – и раздастся стук… Но шаги поднимаются выше, и я облегчённо перевожу дыхание.

И тут же неожиданно срываюсь с места, распахиваю дверь и, перепрыгивая через ступеньки, догоняю поднимающихся военных.

– Простите, но вы случайно не ошиблись дверью? Вам, наверное, нужно ко мне?

Военные оборачиваются и молча разглядывают меня, а я торопливо добавляю:

– Мой сын… Он сейчас в Ливане…

Старший медленно раскрывает свою папку и достаёт пожелтевшую старую фотографию.

– Вот, – говорит он.

На фотографии мой рыжеволосый солдатик из прошлого, который когда-то прикрывал нас в Афгане. Я помню эту фотографию. Такие перед самой операцией делал для всего взвода заезжий фотокорреспондент из армейской газеты.

– Только не он, – шепчу и отталкиваю фотографию от себя, – этого не может быть…

А дальше уже ничего не помню – только какой-то клубящийся полумрак, в который я проваливаюсь, и всё, что мне осталось, – это желание раствориться в нём, пропасть навсегда, чтобы ничего больше не видеть и не слышать. Отбиваюсь от него руками и всё равно проваливаюсь…

Я всё-таки когда-то коснусь этой линии. Совершенно не понимаю, для чего мне это – жёлто-голубые волны, похожие на океан, зрачок в глубине, следящий за мной, и линия, которая так манит к себе…

Снова я на той проклятой афганской скале, но в руках у меня теперь автомат и несколько гранат, разложенных рядом. Краем глаза я вижу своих солдат, которые исчезают за гребнем. Хоть бы они добрались до своих, а я уж их прикрою. У меня ещё пара рожков с патронами и гранаты. Прицеливаюсь и ловлю на мушку ближайшего моджахеда… А самая последняя граната – себе…

Давайте, мальчики, берегите себя. Я очень этого хочу, потому что это самое главное, ради чего мы живём. Вас ждут дома, вас ждут отцы. Вас ждут ваши будущие сыновья.

Смерть всегда бессмысленна. Но она единственный раз наполняется смыслом, когда приходится выбирать между своей жизнью и жизнью своих детей. Эти шестеро мальчишек, моих солдат, все они мои дети, поэтому я навсегда остаюсь на этой скале…

Когда я окажусь в Ливане, – а я там непременно окажусь! – я тоже постараюсь прикрыть наших мальчиков, среди которых мой сын. Иного просто быть не может! Мне никто не рассказывал детали той операции, но это для меня уже не важно. Когда знаешь, как поступать, всё уходит на задний план – страдание, боль, сомнения…

А потом я спокойно улечу в свой привычный мрак, нависающий над волнами, под которыми прячется зрачок. И наконец прикоснусь к линии, разделяющей горячее и холодное. Заранее предчувствую, как по ней вдруг раздвинется неподатливая туша маслянистых вод, чтобы я мог навсегда погрузиться в них.

Лишь там мне будет хорошо и спокойно, как, наверное, должно быть для каждого, кто достойно закончил свою миссию в этом мире…

Илья Игоревич Балашов – поэт, писатель, публицист, эзотерик, член Интернационального Союза писателей, политик, депутат от партии ЛДПР, коллекционер, юрист, шахматист; номинант национальных литературных премий «Поэт года», «Писатель года» и «Дебют»; лауреат премий «Январский дебют» (2012), «Поэзия на экологическую тему» (2013), «Виктор Ерофеев представляет автора» (2014) и «Моя страна – моя Россия» (2015). Родился 27 июля 1995 года в Нижнем Новгороде. В 2000 году пошёл в подготовительную школу, где отучился 2 года. С 2002 по 2011 год учился в школе (ныне гимназии) № 136. С 2011 по 2014 год учился в Нижегородском Дизелестроительном техникуме на юридическом факультете. За время учёбы получил множество грамот и дипломов за хорошую учёбу, прилежное поведение и участие в различных мероприятиях.

Первое стихотворение написал в 2009 году, тем самым начав свою писательскую карьеру. В настоящее время занимается литературной и общественно-политической деятельностью. Про Илью Балашова снято несколько документальных фильмов.

24 июля 2015 года за призыв через литературно-художественные произведения к ведению здорового образа жизни, проявлению нравственности, воспеванию высших человеческих ценностей и соблюдению элементарных социально-культурных норм морали Илья Балашов был номинирован на Нобелевскую премию в области литературы.