Исидор Шток - Пьесы

З а б р о д и н (отдает папку) . Бери. (Подходит к жене.) Неладно получилось, Клавдя. Больную тебя растревожили. (Наливает капли.) Пей. И поспи. Образуется. Завтра найдутся они. (Скворцу.) Завтра утром к прокурору вместе пойдем.

С к в о р е ц уходит.

(Смотрит на Клавдию Петровну. Гасит свет. Шепотом.) Задремала. Собирай карты, на кухне доиграем.

Вася и Забродин на цыпочках выходят на кухню.

Кухня.

Забродин и Вася зажигают свет. Садятся к столу, продолжают игру.

З а б р о д и н. Сдавай.

В а с я. Я не хочу больше играть. Куда же они пошли, дедушка?

З а б р о д и н. Может, к Сергуньке Чухину. Может, к другому кому. Найдутся.

В а с я. А мама сейчас в поезде едет… А папа в Индии. Он пишет, что всегда о нас думает. Он и сейчас, наверно, о нас думает. У нас в классе есть девочка одна, Ирка Леоненко. Она мне сказала, что когда один человек о другом думает, и тот обязательно тоже о нем думает. Это правда, дед?

З а б р о д и н. Раз Ирка Леоненко сказала, значит, правда…

В а с я. Я в школу завтра один на метро поеду? Ты ведь на работу уйдешь?

З а б р о д и н. Купишь билет и поедешь. Школа твоя у самой станции. (Прислушивается.) Что-то тихо как. Загляни, как там бабка Клава. Только тихонько, не разбуди ее.

Вася идет в большую комнату. Забродин подходит к шкафчику, наливает рюмку, ставит бутылку обратно в шкаф.

Возвращается В а с я.

В а с я. Дедушка… Там она… Дедушка… Дедушка…

У Забродина падает из рук рюмка и разбивается.

Она… она молчит… Она молчит, дедушка…

Забродин и Вася бегут в большую комнату. Из соседней квартиры слышна песня.

З а н а в е с.

На Ленинградском проспекте зима. В восемь еще темно. Снегоочистительные машины убирают мостовые. Автомобили с зажженными подфарниками катят по шоссе. Серый рассвет за восточной стеной стадиона «Динамо». Обозначенный тремя разноцветными огнями, садится вертолет на центральную станцию. Откуда-то несутся звуки утренней радиозарядки. Действие, как и предыдущие, начинается с панорамы квартиры Забродиных. В кухне кипит одинокий чайник. В большой комнате, где нет большой кровати, на которой спала Клавдия Петровна, от чего комната стала еще больше, у стола, освещенного настольной лампой, пишет З а б р о д и н. На плечи его накинуто теплое пальто: от окна, закрытого тяжелой портьерой, дует. В маленькой комнате под голубым одеялом спит М а ш а. У зеркала бреется Б о р и с.

М а ш а (открывает глаза) . Зачем?

Б о р и с. Что?

М а ш а. Зачем так рано. Ведь сегодня воскресенье… Я думала, мы будем спать до десяти… Или до двенадцати…

Б о р и с. Я уж и чаю попил. Хочешь, тебе принесу? А хочешь, кофе сварю? Будешь лежать в постели и пить.

М а ш а. Иди ко мне.

Б о р и с (садится но краешек постели) . Ну?

М а ш а (обнимает его) . Неужели это ты? Муж мой… Как странно. (Гладит его руку.) Здравствуй… (Закрывает ему рот ладонью.) Скажи что-нибудь… Ага, трудно… Тогда молчи. А то сморозишь что-нибудь… Вроде биотоков. Куда это ты разрядился? Сегодня воскресенье, и нам некуда торопиться… Вчера я проснулась рано-рано… А сегодня поздно-поздно… Потому что сегодня воскресенье. И все спят… Все спят, кроме почтальонов. А все почтальоны бегают с тяжеленными сумками, только один почтальон валяется в постели. А как девчонки расстроились вчера, когда узнали, что я ухожу и больше не буду с ними бегать по этажам, и звонить в подъезды, и опускать в ящики письма и газеты… Женька, знаешь, рыженькая такая, даже заплакала. А вместо меня взяли совсем малявочку, Жанну Епихину, она в нашем доме живет… Я им говорю: «Ну что вы плачете, дурочки, вы за меня радоваться должны. Ведь я на завод, а не куда-нибудь от вас… Через полгода разрядницей буду, а через пять лет институт кончу, инженер… Может, и Борис, мой муж, — тут я так строго на них посмотрела, — может, и мой муж со мной будет…» Тут они еще сильней заплакали. «Я, говорю, к вам часто на почту буду забегать… Ну, не очень часто, а буду. Ведь теперь на мне весь дом. Вот вы к нам и приходите, я вас с моим мужем познакомлю…» Ну, что ты молчишь, муж мой?

Б о р и с. Я тебя слушаю…

М а ш а. Я тебе нравлюсь?

Б о р и с. Да… Я, наверно, к тебе испытал все, что один человек может испытать к другому за всю жизнь. Бегал от тебя. И ненавидел. И ревновал. Ко всем ревновал. Даже к начальнику почты. И скучал без тебя… И ты?

М а ш а (гладит его руку. Закрывает глаза) . Как мне хорошо с тобой. Даже страшно.

Б о р и с. Почему же страшно?

М а ш а. А вдруг я потеряю тебя… Это, наверно, нехорошо, что мы так счастливы… В доме такое горе, а мы счастливы.

Б о р и с. Мама хотела, чтоб мы были вместе. Она всегда знала, чего я сам хочу, лучше меня.

М а ш а. Дай мне ее карточку.

Борис берет со столика и передает Маше портрет Клавдии Петровны.

(Внимательно рассматривает портрет.) Ты ненавидел меня? Когда же?

Б о р и с. Первый раз в жизни мама оскорбила меня, негодяем назвала. В ту ночь… Помнишь?

М а ш а. Из-за меня?

Б о р и с. Да. Я к тебе под дождик побежал, помнишь? На лестницу вытащил. Ух и ненавидел я тебя!

М а ш а. За что?

Б о р и с. За то, что жить без тебя не могу. Не могу — и точка… А потом, когда ты против всех пошла, за меня вступилась… И мы ушли с тобой отсюда…

М а ш а. Не надо вспоминать, Боря…

Б о р и с. Теперь одни. Мамы нет. Отец есть, но все равно как бы и нет его. Со мной не разговаривает, не смотрит, руки не подает… Ну что ж… это его дело…

М а ш а. Ему очень трудно без Клавдии Петровны, одному…

Б о р и с. Развалилась семья Забродинская…

М а ш а. Он и пил-то первое время сильно так, потому что горько ему, страшно, непривычно… Спит он?

Б о р и с. Я не заходил. Посмотрел в скважину. Нет вроде. Сидит и пишет. Опять свои письма пишет… Как не надоест…

М а ш а. Да ведь эти письма только и спасают его… Слава богу, что к нему старики эти повадились. Вместе они там в райсовет, и в райсобес, и по редакциям бегают. Все-таки дело. А то ведь или пил, или просто один во дворе сидел. Отец сколько раз его домой приводил… А тут дело нашлось.

Б о р и с. Самый знаменитый человек в районе стал. Как про твоего отца в газете опровержение напечатали и всей редакцией извинились, так и пошло. Большую силу взял.

М а ш а. А где он сейчас, Семен Семеныч этот?

Б о р и с. На свободе пока. Из партии исключили, с работы выгнали. Суда ждет. Там большие дела открылись. Лет восемь получит.

М а ш а. Отец говорил, что Василию Павловичу предложили быть на суде общественным обвинителем.

Б о р и с. Не надо ему в это дело путаться. Без него обойдутся. Да ведь он не слушает, никого не слушает. На меня зверем смотрит. Сегодня Федор из Индии прилетает. Что будет? Как встретятся? Старик Нину на глаза не пускает, видеть ее не хочет. Она с Васькой как-то сюда приезжала, в дом зайти не посмела — по двору ходила. Меня главным сводником считает. Расскажет он сегодня все Федору. Федор не простит… Такой же, Забродин… Жила бы мама, объяснила ему. В чем ее вина? Ну, увлеклась негодяем, обманулась. Да ведь ничего же не было у нее с этим Семеном Семенычем… Не слушает. «Измена! Забродиным изменила!» А Нина руки на себя наложить хочет. Я вчера был у нее. Все дни напролет плачет. Мальчишку жалко, ведь он большой уж, понимает…