Виталий Раздольский - Дорога через Сокольники [Пьесы]

М и ш а. Да, я предупредил наших, чтобы заехали за мной на машине прямо сюда.

В л а д и м и р Я н у а р ы ч. Так скоро?

А н а с т а с и я И в а н о в н а. Сию минуту?

А л л о ч к а. Миша, мы все пойдем провожать вас на вокзал.

В а л я. Нет! Это будет неудобно. Там нас ждали вдвоем.

А н а с т а с и я И в а н о в н а. Если это так необходимо, пускай едет, оглядится на месте, а летом ты к нему подъедешь.

В л а д и м и р Я н у а р ы ч. Конечно! Вы еще так молоды…

В а л я (спокойно) . Оставьте! Никуда я не подъеду. Я сама верила, что смогу. Но теперь вижу — ошиблась. Если Миша уезжает сейчас, значит, мы расстаемся. Он это знает, и не надо об этом.

Миша отшатнулся. Валя выходит.

А л л о ч к а. Какое предательство!

А н а с т а с и я И в а н о в н а. Как же так? Зачем же так?..

В а л я (возвращается с мешком и чемоданом. Мише) . Мыло и порошок здесь, в кармашке. (Помогает ему затянуть мешок.)

М и ш а. Спасибо. Полотенце ты положила сверху?

В а л я. Сверху.

В л а д и м и р Я н у а р ы ч. Можно ли так расставаться мужу и жене?

В а л я (резко) . Не надо, дядя!

В л а д и м и р Я н у а р ы ч. Миша, вместе с вами в эту комнату, на нашу старую баржу, снова ворвался орлиный ветер дальних странствий. Как он врывался каждый раз, когда мы провожали Семена. Спасибо вам… (Окончательно расстроенный, быстро отходит в сторону.)

Пауза.

М и ш а. Ну?.. (Поднимается.)

С балкона вбегает А л е ш к а.

В л а д и м и р Я н у а р ы ч. Алешка!

А н а с т а с и я И в а н о в н а. Ну, жулик вы этакий, что же вы нам сразу не объяснили?!

А л л о ч к а (торжествуя) . Он должен был! Я знала, что он не утерпит.

А л е ш к а. Не надо ничего говорить. Я пришел не за этим! Я слышал все!.. Миша, если я пригожусь вам…

М и ш а. Алешка…

А л е ш к а. Нет, подождите. Скажите одно: я пригожусь вам?

М и ш а. Алешка…

А л е ш к а. Я еду с вами, Миша. Вам не будет стыдно за меня. Я буду верным другом и никогда не брошу вас на полпути.

За окном шум подъехавшей машины, голоса.

М и ш а. Это за мной. Пора… Алешка, помогите же мне надеть мешок!

А л л о ч к а. Дорогие мои, почему вы плачете? Что за смешные люди! (Плача.) Все хорошо. Ура! Только провожать их не надо. Это действительно неудобно. (Мише.) Я приеду к вам обязательно… Вы ждите, я скоро…

А н а с т а с и я И в а н о в н а (Вале) . Что же вы окаменели?

А л е ш к а (глядя на Валю, про себя) . Жар-птица…

М и ш а (бросает отчаянный взгляд на Валю) . Алешка!..

А л е ш к а. Я здесь. (Бережно обнимает его.) Молчите, Миша! Мужчины уходят молча. Навстречу всем ветрам!

Приподняв беретик, он прощается со всеми и уходит. Миша тяжело опирается на его плечо. Наружная дверь распахнута настежь.

А л л о ч к а (шепотом) . Ура!..

Все, кроме Вали, бросаются на балкон, чтобы посмотреть, как Миша и Алешка будут садиться в машину. Там шум, голоса, смех. Сквозняк надувает парусом гардину. Валя не спеша поднимается, закрывает наружную дверь, выключает в комнате свет, медленно отходит к дивану и снова усаживается в той же позе, крепко обхватив колени. За окном шум тронувшейся машины переходит в песню.

М у ж с к и е г о л о с а з а с ц е н о й (поют) .

Песня затихает. В комнате темно. Аквариумным светом уличных фонарей светится только окно-балкон.

З а н а в е с.

В пьесе действуют только двое. Это — чистая условность. Мир пьесы заселен персонажами, которые только что покинули сцену или с минуты на минуту здесь появятся.

С течением времени тоже происходит нечто странное. Одному из героев пьесы кажется, что между началом и концом пьесы пролетают десять лет, другой уверен, что прошли одни сутки.

КТО ЖЕ ЭТИ ДВОЕ?..

В и к т о р С т а н и с л а в о в и ч СПАСОВСКИЙ — «человек с именем». Прост, моложав, спортивен, смешлив, деликатен и очень добр. Доброта и феноменальная сосредоточенность — основное в этом человеке, одном из самых молодых капитанов промышленной науки.

Иногда он впадает в бешенство и становится опасен. Это в тех случаях, когда пытаются сломать его «деловой режим», а проще — отработанные годами привычки.

П а н т е л е й И с с и д о р о в и ч ГЛУШКОВ — «человек без имени». Широк в кости, коротконог, груб. Грубость эта — врожденная. Он не стыдится собственной невзрачности. Напротив, охотно напоминает о ней.

Он скромен, застенчив, но несокрушим. При этом он сентиментален. Стоит с ним заговорить о чем-нибудь, касающемся «материнской любви», — губы его начинают вздрагивать, а глаза увлажняются. Впрочем, ненадолго.

Огромная выстраданная любовь к Спасовскому — главное в Глушкове. И что бы ни произошло в пьесе, следует помнить: человек этот искренен и действует из самых высоких (как он их понимает) соображений.

Все действие пьесы разворачивается в одной декорации. Это деловой кабинет современного Фауста: письменный стол, телефоны — Черный, Белый, Красный, Синий, Зеленый, Желтый.

На отдельной металлической стойке — осциллографы и телевизор, с помощью которых хозяин кабинета, не покидая «капитанского мостика», следит за ходом работ, ведущихся в бункерных лабораториях.

Массивные часы со знаками зодиака и небо, набитое созвездиями, — вот, собственно, и вся обстановка комнаты.

Десять часов утра. С п а с о в с к и й за столом, говорит по Синему телефону.

С п а с о в с к и й. Нет, нет, нет!.. Потому что бывают минуты, которые стоят столетий. Словно назло, именно сегодня все как с цепи сорвались. Кабинет — Столешников переулок. Телефоны не умолкают ни на минуту. Я слишком популярен для Прометея!.. (Кладет трубку, но Синий не отступает. Разговор приходится продолжить.) Я сказал — нет!.. Жалуйтесь кому хотите, но оставьте меня наконец в покое!

Но едва Спасовский успевает положить трубку, Синий снова испускает назойливое дребезжание. Спасовский ждет, Синий упорствует. Тогда Спасовский выдирает с корнем телефонный стебель и, воровато оглянувшись, спускает Синий под стол.