Александр Введенский - Кругом, возможно, Бог

Солнце светит в беспорядке,
и цветы летят на грядке,
Тут жирная земля лежит как рысь.
Цветы сказали небо отворись
и нас возьми к себе.
Земля осталась подчинённая своей горькой
судьбе.

Здравствуй девушка движенье,
ты даёшь мне наслажденье
своим баснословным полётом
и размахом ног.
Да, у ног твоих прекрасный размах,
когда ты пышная сверкаешь и носишься над
болотом,
где шипит вода, —
тебе не надо никаких дорог,
тебе чужд человеческий страх.

Да, я ничего не боюсь,
я существую без боязни.

Вот родная красотка скоро будут казни,
пойдём смотреть?
А я знаешь всё бьюсь, да бьюсь,
чтоб не сгореть.

Интересно, кого будут казнить?

Людей.

Это роскошно.
Им голову отрежут или откусят.
Мне тошно.
Все умирающие трусят.
У них работает живот,
он перед смертью усиленно живёт.
А почему ты боишься сгореть?

А ты не боишься, дура?
Взлетела как вершина на горе,
Блестит как смех твоя волшебная фигура.
Не то вы девушка, не то вы птичка.
Боюсь я каждой спички,
Чиркнет спичка,
и заплачет птичка.
Пропадёт отвага,
вспыхну как бумага.
Будет чашка пепла
на столе вонять,
или ты ослепла,
не могу понять.

Чем ты занимаешься ежедневно.

Пожалуйста. Расскажу.
Утром встаю в два —
гляжу на минуту гневно,
потом зеваю, дрожу.
На стуле моя голова
Лежит и смотрит на меня с нетерпением.
Ладно, думаю, я тебя надену.
Стаканы мои наполняются пением,
В окошко я вижу морскую пену.
А потом через десять часов я ложусь,
лягу, посвищу, покружусь,
голову отклею. Потом сплю.
Да, иногда ещё Бога молю.

Молишься значит?

Молюсь конечно.

А знаешь, Бог скачет
вечно.

А ты откуда знаешь
идиотка.
Летать — летаешь,
а глупа как лодка.

Ну не ругайся.
Ты думаешь долго сможешь так жить.
Скажу тебе остерегайся,
учись гадать и ворожить.
Надо знать всё что будет.
Может жизнь тебя забудет.

Я тебя не пойму:
голова у меня уже в дыму.

Да знаешь ли ты что значит время?

Я с временем не знаком,
увижу я его на ком?
Как твоё время потрогаю?
Оно фикция, оно идеал.
Был день? был.
Была ночь? была.
Я ничего не забыл.
Видишь четыре угла?
Были углы? были.
Есть углы? скажи, что нет, чертовка.
День это ночь в мыле.
Всё твоё время верёвка.
Тянется, тянется.
А обрежь, на руках останется.
Прости милая,
я тебя обругал.

Мужчина пахнущий могилою,
уж не барон, не генерал,
ни князь, ни граф, ни комиссар,
ни Красной армии боец,
мужчина этот Валтасар,
он в этом мире не жилец.
Во мне не вырастет обида
на человека мертвеца.
Я не Мазепа, не Аида,
а ты не видящий своего конца
идём со мной.

Пойду без боязни
смотреть на чужие казни.

Господи, как мир волшебен,
как всё в мире хорошо.
Я пою богам молебен,
я стираюсь в порошок
перед видом столь могучих,
столь таинственных вещей,
что проносятся на тучах
в образе мешка свечей.
Боже мой, всё в мире пышно,
благолепно и умно.
Богу молятся неслышно
море, лось, кувшин, гумно,
свечка, всадник, человек,
ложка и Хаджи-Абрек.

Что здесь будут делать?

Будут резать, будут резать.

Неужто нас, неужто вас.

Коровы во время холеры не пейте квас
и будет чудесно.

Сейчас, бесценная толпа,
ты подойти сюда.
Тут у позорного столба
будет зрелище суда.
Палач будет казнить людей,
несть эллин и несть иудей.
Всякий приходи созерцай,
слушай и не мерцай.
Заглушите приговорённых плач
криком, воплями и хохотом.
Бонжур палач,
ходи говорю шёпотом.
Люди бывают разные,
трудящиеся и праздные,
сытые и синие,
мокрые и высокие,
зелёные и глаженые,
треугольные и напомаженные.
Но все мы люди бедные в тиши
однажды плачем зная что мы без души.
Это действительно тяжёлый удар
подумать что ты пар.
Что ты умрёшь и тебя нет.
Я плачу.

Я тоже.

Мы плачем.

Мы тоже.

Повадился дурак на казни ходить,
тут ему и голову сложить.

Гляди потаскуха на помост,
но мне не наступай на хвост.

Сейчас произойдёт начало.
Толпа как Лондон зарычала,
схватила Эф за руки-ноги,
и потащив на эшафот,
его прикончила живот,
и стукнув жилкой и пером
и добавив немного олова,
верёвочным топором
отняла ему голову.
Он сдох.

Он плох.
Скажите как его имя.
Пойду затоплю камин
и выпью с друзьями своими.

Его фамилия Фомин.

Ах какой ужас. Это в последний раз.

Фомин лежал без движенья
на красных свинцовых досках.
Казалось ему наслажденье
сидит на усов волосках.
Потрогаю, думает, волос,
иль глаз я себе почешу,
а то закричу во весь голос
или пойду подышу.
Но чем дорогой Фомин,
чем ты будешь кричать,
что ты сможешь чесать,
нету тебя Фомин,
умер ты, понимаешь?

Нет я не понимаю.
Я жив.
Я родственник.

Кто ты родственник небес,
Снег, бутылка или бес.
Ты число или понятие,
приди Фомин в мои объятия.