Иван Стаднюк - Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

Услышав от американца русские слова, Сима с удивлением и даже растерянностью посмотрела ему в лицо.

— Вы удивлены? — улыбнулся капитан. — Русский язык я немного знаю. Пять лет изучал, год во Владивостоке жил… Но как не волноваться?! Подбили же меня мои коллеги! Когда ваши истребители дрались с «мессерами», мы, не меняя курса, тоже палили из пулеметов. И какая-то скотина из соседнего бомбардировщика, когда тот сделал крен, не успела убрать руку со спуска пулемета. Влепил мне целую очередь! Один мотор заклинило, приборы в штурманской кабине разбиты, и мне пуля в руку досталась. И еще сесть заставили черт знает где. Мог же я свободно дотянуть до вашего аэродрома! Так нет! Эта жирная свинья приказала мне по радио сесть на луг.

— Кого же вы так величаете? — с любопытством спросил санитар, хранивший до сих пор молчание.

— Есть у нас такая птица в полковничьих погонах. Доллингер — командир авиакрыла.

Капитан Дин не отличался сдержанностью. Высказавшись, он в сердцах отвернулся к окошку, за которым убегала назад покрытая воронками и убранная зеленью русская земля. Капитан постепенно остывал и с любопытством осматривал новый для него ландшафт.

На обочине дороги мелькнул указатель с красным крестом и надписью: «ХППГ». Санитарная машина мчалась в том направлении, куда указывала стрелка.

Въехали в село. На стене соседнего со школой дома углем выведено: «Сортировочное отделение». Здесь машина остановилась.

Сима первой выскочила из автобуса, откинула заднюю ступеньку и подала руку раненому. Капитан Дин прищурился от света, хлынувшего в раскрытые дверцы, и, взяв руку девушки, поставил ногу на ступеньку. Взглянув при свете на Симу, американец на мгновение замер, приятно пораженный миловидным лицом девушки.

— О-о-о! — выдохнул он. — Простите меня ради бога. Ругался я, точно на скотном дворе. В машине не разглядел, что еду в обществе такой прекрасной феи…

— Выходите же! — нетерпеливо прикрикнула Сима, чувствуя, что щеки ее заливает румянец.

— Позвольте, позвольте… — не унимался капитан, — а перевязывали меня тоже вы?

— Ну, я…

Дин схватился здоровой рукой за голову и застонал:

— Какая дубина! Проклятый темперамент! Был зол как дьявол и ничего вокруг не замечал…

Дин ступил на землю, продолжая беззастенчиво рассматривать девушку.

Не выдержав бесстыжего взгляда Дина, Сима повернулась кругом и строго приказала:

— Идите за мной!

Поглядеть на американца сбежались многие сестры, санитарки и санитары. В стороне топтались, перекидываясь словами, выздоравливающие раненые.

Капитан Дин, поспевая за Симой, с улыбкой оглядывался на людей, кивая головой в знак приветствия. Рослый, молодой, красивый, он знал, что производит на всех хорошее впечатление, и чувствовал себя уверенно. На ходу отряхнул здоровой рукой свои длинные на выпуск брюки песочного цвета, поправил кожаную куртку, на спине которой были выстрочены контуры материков Северной и Южной Америки и от рукава к рукаву — огромная надпись: «USA».

В просторной хате, ярко освещенной переносной электролампой, получавшей энергию от трещавшего во дворе школы движка, было людно. Здесь собралась молодежь — медсестры, санитары, врачи. Пришли некоторые ходячие раненые.

Хрипло играл патефон. Девушки танцевали.

Сменили пластинку, и зазвучал гопак. Девушки и ребята, охая и ахая, пристукивали об пол каблуками.

Открылась дверь комнаты, и на пороге появился капитан Дин. Он широко улыбался, щурился от яркого света. В сенях, за спиной Дина, толпились еще четыре американца и среди них уже знакомые Симе сержанты Мэлби и Хатчинс. Мэлби — авиатехник, прилетевший вчера на По-2 к месту аварии «летающей крепости», а Вилли Хатчинс — бортстрелок из экипажа Дина. Все, кроме сержанта Мэлби, были чуть навеселе.

Пляс прервался, шум стих, икнул и умолк патефон. Молодежь с любопытством смотрела на пришедших.

— Принимайте в компанию, — промолвил капитан Дин. — Хотим повеселиться. Мой экипаж в неполном составе…

— Пожалуйста, заходите! — приглашали наперебой.

Гостям освободили лучшие места на скамейке, стоявшей у завешанных одеялами окон.

Американцы вошли в комнату, потоптались у порога, а затем, по русскому обычаю, начали знакомиться, пожимая всем присутствующим руки.

При ярком электрическом свете Сима хорошо рассмотрела молчаливого сержанта Мэлби. Лицо у Мэлби маленькое, кругленькое, щеки обвислые. Глаза так прищурены, что трудно разглядеть их цвет. Брови — маленькие черненькие треугольнички, нос прямой, острый, с широкими ноздрями. Рта почти не видно — он безгубый, точно складочка между обвислыми щеками. А уши! Большие, в синих прожилках. Не будь их, лицо Мэлби было бы похоже на печеную тыкву.

Всеобщее внимание привлек широкоплечий, короткорукий, с простым улыбчивым лицом сержант Хатчинс. Он с интересом оглядывал комнату.

— Впервые в русском доме, — пояснил Дин, заметив, что все наблюдают за сержантом.

А тот вначале пощупал вышитый красными петухами и маками рушник, которым была увенчана икона, потом начал разглядывать полки с посудой. Увидев покрытую золотистым лаком, расписанную цветочками деревянную ложку, сержант пришел в восторг. Он схватил ложку и с любопытством начал рассматривать ее. Ложкой заинтересовались и другие летчики.

У печки сидела на табуретке хозяйка дома — пожилая женщина в белой вышитой сорочке, повязанная белым ситцевым платком. Скрестив на груди руки, она наблюдала, как веселится молодежь, и о чем-то думала. А когда пришли американцы, хозяйка поднялась и перенесла табуретку в самый угол, где стояли ухват, кочерга, веник, чтобы было больше места для гостей. Увидев, что сержант интересуется ложкой, хозяйка незаметно прибрала с полочки веретено, ножницы, клубок ниток и сунула их в кувшин, потом зачем-то переставила на другое место веник. Сима заметила тревогу хозяйки, и ее начал душить смех. Но смеяться было неловко, и она отвернулась к Ирине, которая рассматривала патефонные пластинки, не зная, какая из них больше понравится американским летчикам.

— Никак не выберешь? — упрекнула Сима подругу.

— Выбирай сама, — ответила Ирина. Потом вдруг тихо спросила, кивнув на летчиков: — Неужели их сбили свои же? Просто не верится.

— Не сама я придумала. Раненый капитан сказал мне это. — Сима повернулась и увидела, что совсем рядом стоит сержант Мэлби. Девушку поразили его глаза. Раньше незаметные, прятавшиеся в морщинах лица, очи теперь округлились и были настороженными. Сима даже успела разглядеть, что глаза у Мэлби густо-серые, с прозеленью, как первый лед на запущенном пруду.

«Он понимает по-русски, — вдруг мелькнула догадка у Симы. — Но почему скрывает, почему его встревожили мои слова?»